Читаем Другая музыка нужна полностью

Но те, что так думали, ошиблись. Как раз неорганизованные женщины — вот ведь как многогранно любое явление! — заволновались первыми, хотя и не знали, что и как надо делать. Женщины были попросту в отчаянии: муж на фронте, дети без присмотра, продукты вздорожали, после работы стой в очередях — жизнь стала невыносимой.

Работницы не считались с мнением профсоюзных вождей, и вовсе не во имя какой-нибудь предвзятой идеи, — они вообще не желали слушать никого, кто ссылался на интересы войны. «Мы на рынке ведем войну за ведро картошки», — твердили они.

…Консервный завод гудел от женских голосов. Атмосфера так накалилась, что можно было ожидать взрыва. Старые рабочие, члены профсоюза осознали новые возможности и незаметно пристроились за спиной у женщин. Работницы поняли их маневр и пришли в такое чудесно-воинственное настроение, будто их охватил любовный хмель.

Тогда-то и решило руководство социал-демократической партии и профсоюзов, согласовав это заранее с бароном Манфредом и полицией, устроить народное гулянье в пользу семей рабочих, ушедших на фронт; причем устроить его в самой цитадели бунтовщиков — в Чепеле, на большом чепельском лугу.

На пригласительных билетах значилось: состязания в танцах, в стрельбе, бег в мешке, толкание тачки, столб с пирогом (на верхушке столба лежал пирог с вареньем, его и надо было достать), американский аукцион, гражданская свадьба (побеждает та девушка или женщина, которую чаще всех приглашают «венчаться» во время гулянья); лотерея; сбор подписки на «Непсаву», спектакль на открытой сцене; чтение стихов; карусель, качели, военный музей и, наконец, аттракционы: чудо-паук, бородатая женщина, глотатель огня и стекла. В довершение всего пригласительные билеты возвещали о том, что в празднестве примет участие сводный духовой оркестр 32-го и 1-го гонведских полков.

Это была такая богатая программа, что работницы, особенно молодые, потеряли покой.

Социал-демократическая партия обещала прислать своих лучших ораторов. Дирекция Чепельского завода боеприпасов за свой счет установила подмостки и заготовила награды.

«Надо сказать, — заметил Геза Шниттер Игнацу Селеши, Игнац Селеши — Иштвану Доминичу, а Иштван Доминич — своей жене Шаролте, — что барон Манфред и барон Альфонс в грязь лицом не ударили».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ




в которой читатель может убедиться на примере Пишты Фицека, как неверно расценивают многие люди свою роль; войска императора Вильгельма несут в Польшу социализм, а облагодетельствованные польские крестьяне, собрав семьдесят тысяч вагонов пшеницы, с воплями воодушевления отправляют ее в подарок усатому прусскому господину императору



1

Духовой оркестр 32-го Будапештского гарнизонного полка в составе шестидесяти человек выстроился перед консервным заводом. И ровно в восемь ноль-ноль, согласно приказу, полученному еще в казарме, из труб выплеснулись первые звуки. Посыпалась барабанная дробь, перебиваемая редкими ударами турецких барабанов. Казалось, будто камешки скачут по булыжной мостовой, а иногда шлепаются и целые кирпичи.

Тра-та-та!.. Бум!.. Бум!..


Тра-та-та!.. Бум!.. Бум!..



Все больше и больше народу собиралось перед заводскими воротами. Люди шли с Базарной площади, с улицы Мештер, с проспекта Шорокшари. Шагали веселые, не как обычно, — теперь им нестрашна была еще такая всемогущая вчера заводская сирена, они уже не следили с опаской за тем, когда вырвется из нее пар и оглушит всех: «О-поз-да-ли!..»

Смущенная и теперь тупо уставившаяся ввысь, заводская труба больше не трогала их. Не вызывали уже отвращения и грязные стекла заводских окон, и стены цвета копченого мяса. Люди чувствовали себя по-домашнему — им принадлежали и улица и воскресный день. Какой бы ни была эта музыка, она все равно связывала их — знакомых и незнакомых — порхающими нитями звуков.

Народное гулянье!

Пускай на угощение дадут только хлеб с повидлом да семь рябых леденцов в придачу (это был подарок баронов, выдававшийся в обмен на оторванный бесплатный билет), и все-таки это будет народное гулянье, а не «дрянцо с пыльцой». Так крикнул вчера Петер Чики квалифицированным жестянщикам, хорошо зарабатывавшим рабочим, когда они с подчеркнуто равнодушным видом брали билеты из рук посыльного барона Альфонса — Иштвана Фицека с его неизменным котелком на голове.

Девушки взялись за дело еще накануне вечером, пустив в ход мыло, бензин и нашатырный спирт. Они мылись и чистили свою праздничную одежду. Утюги дымили, точно крохотные заводики, сапожные щетки сновали взад и вперед, платяные щетки чуть не искру высекали, а иголки с нитками так и летали по воздуху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза