Читаем Другая музыка нужна полностью

— Я с Пирошкой пойду в союз.

— А мне можно пойти с тобой?

— Нет!


16

Доминич сидел за письменным столом в одном из кабинетов Союза металлистов. Он даже глаз не поднял, когда к нему впустили юношу и девушку, притворился очень занятым. Горизонтальные складки у него на лбу то поднимались, то опускались, точно жалюзи, только без шума. Наконец, подражая Шниттеру, Доминич забарабанил пальцами по столу и посмотрел на Пирошку. Молодая девушка понравилась ему. «Совсем не похожа на отца», — с удовольствием отметил он и, глядя на Пирошку, сказал Йошке Франку:

— Ваш отец, товарищ Йожеф Франк, уже там. Верно? Вам тоже туда захотелось? Во время войны, товарищ Йожеф Франк, шутки плохи… Какого вы года рождения? — спросил он Йошку, по-прежнему глядя на девушку. — Тысяча восемьсот девяносто восьмого? Прекрасно! В конце года будете призываться… Вы лучше позаботились бы о том, чтобы к концу года война окончилась… — сказал он Йошке, неприятно, в упор разглядывая девушку. — А для этого, сынок, нужно больше консервов, больше оружия, патронов, а не таких вот бунтарских штучек. К сожалению, мы ничего не можем сделать в интересах вашего возвращения на завод. Вы, разумеется, скажете сейчас, что мы не так условились. Верно! Но так условился профсоюзный совет с бароном Альфонсом. А теперь уже и мы согласны с ними.

Его ноги — складные метры — выпрямились и подбросили хозяина кверху.

— Поищите себе работу в другом месте, не на военном предприятии, а на какой-нибудь фабрике, и возьмитесь за ум! С военным командованием, сынок, и с профсоюзным советом шутить нельзя.

Он замолк на мгновенье.

— А вы, Пирошка, если у вас будет в чем-нибудь нужда, — и теперь он впервые глянул на Йошку Франка, — приходите ко мне… Ваш отец — мой старый друг…

И он протянул руку.

Но Йошка и Пирошка одновременно и круто повернулись.

Доминич так и остался с протянутой рукой. Складки на лбу у него перепутались от изумления так, что понадобилось время, пока они улеглись по своим местам.


17

Йошка Франк ничем не мог помочь ребятам, и они разбрелись в поисках работы кто куда.

Мартон отправился сперва на Оружейный завод.

На Шорокшарском проспекте перед заводскими воротами стояла «рабочая сила» (картина довольно обычная) — люди разных возрастов и судеб.

Над ними бесновался июльский зной, позади переливались волны Дуная. Хорошо бы искупаться, но отойти к воде никто не смел — боялись упустить приемный час.

Иногда кто-нибудь сходил с трамвая, направлялся прямо к прохладной будке, передавал швейцару записку и проходил на завод.

— Хорошо ему, — заметил какой-то старик из толпы, — он член профсоюза.

— Ну и что с того? — спросил Мартон.

— А то, что его профсоюз устраивает на работу.

— А вы почему не член союза?

— Я? Потому что у меня квалификации нет.

— А разве в профсоюз только квалифицированных принимают?

— Не-ет!.. Но такими вот чернорабочими вроде меня помыкают как хотят. А на это любителей мало: кому захочется, чтобы им помыкали?

В воротах показался чиновник.

— Восемь человек к автоматам.

Народ так и хлынул к нему. Чиновник отступил на два шага: мол, близко не подходить! Движением пальца сразу же отстранил старика. Подошел к нему и Мартон.

— Трудовую книжку или метрику.

Забрав документы, чиновник скрылся за воротами.

Безработные разделились на две группы. Те, у которых чиновник взял бумаги, оживились, с интересом разглядывали друг друга, знакомились. Каждый старался отличиться, сказать что-нибудь посмешней. Впрочем, все они были встревожены: документы взяли у четырнадцати человек, но предупредили заранее, что требуется лишь восемь автоматчиков.

— Стало быть, мы понравились ему?

— Еще бы, сразу видно — мастера.

— Да, да, особенно по галстуку.

(Все они были без галстуков.)

— Да и как же тут не заметить, что мы прямо из автоматов выскочили на свет божий!

— Ну, ясно… Разок нажали — и готово: выпрыгнул младенец!

— А трудно научиться работать на автомате? — спросил Мартон старика, который обижался на профсоюз.

— Если способный, так за два дня выучитесь. Я десять лет работал на автомате.

— А почему вы не сказали этому?..

— Сказал… А он ответил, что я уже только на сосиски и гожусь: все равно, мол, лошадей не хватает, Стар уж…

— И вы не дали ему в зубы?

— Толк-то какой?.. Он же сильней меня… А молчать буду — может, хоть двор подметать возьмет. Работа эта, правда, бабская, половину платят за нее.

— А что, у вас нет разве детей?..

— Есть… Трое… Все на фронте.

Наступила тишина.

Какой-то чуднo одетый мужчина хлопнул старика по плечу.

— Автоматчикам-то хорошо платят?

— Хорошо! После забастовки — по десять крон в день зарабатывают. А вы кем были прежде? — спросил старик, обидевшись, верно, что его хлопнули по плечу.

— В парке карусели крутил.

— Хе-хе-хе! — злорадно рассмеялся старик. — Катались, пока не скатились? — И старик залился смехом, широко разинув рот, в котором не было ни одного зуба. — Хе-хе-хе-хе!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза