Он еще долго сидел у стола. Потом глубоко вздохнул и тихо заговорил. Этот сдавленный страстный голос был для Илонки опаснее нападения. Юноша излучал жар, точно метеор, влетевший в комнату сквозь открытое окно.
— Молчи!.. — сказала Илонка, закрыв глаза.
Мартон не послушался.
— Молчи… И лучше иди сюда.
Илонка была в кимоно своей тетки Магды. Летняя полная луна, заглянув в открытое окно, увидела, что сорочка под распахнувшимся кимоно сползла на сторону — сперва засиял один солнечный шар, потом другой… Перед Мартоном заполыхали все солнца вселенной.
— Илонка!..
— Нет!
И снова:
— Илонка!..
— Нет.
— Через полгода мне исполнится восемнадцать. Мы поженимся…
Девушка молчала.
— Почему ты не отвечаешь?
— Нет.
…Раздался звонок. Краткий, точно взрыв. Затем снова и нетерпеливо. Казалось, длинный нож пронзил воздух. Илонка вскочила. Запахнула кимоно.
— О боже!.. — залепетала она. — Кто это может быть? У служанки есть ключ… Сиди тихо… — прошептала она Мартону и вышла.
Мартон встал. Голова у него кружилась. Несколько мгновений спустя послышался слишком громкий голос Илонки:
— Тетя Магда!.. Дорогая! Приехали! Дядя Золтан!..
Сквозь закрытую дверь ответа он уже не слышал. Мартон принял решение. Подошел к открытому окну и, перебросив ноги через подоконник, в состоянии какого-то опьянения, стал спускаться на руках, спиной ко двору, Некоторое время он висел на руках, освещенный дачами луны. Глянул вниз: оставалось еще метра три. Подождал мгновенье, потом, откинувшись назад, отпустил подоконник и соскочил в колодец двора, Упал, ударился. Острая боль вступила в правую ногу, но не это его испугало. Еще во время падения мелькнуло у него в голове, что он забыл пиджак в комнате у Илонки. Но вернуться за ним нельзя. Ждать тоже опасно. Мартон выскочил в задние ворота, которые стояли открытые, так как не было еще десяти часов.
…Илонка побежала обратно в комнату. Света не зажгла. Тихонько окликнула Мартона. Но ответа не услышала. Выглянула в окно. Двор залит светом. Никого. Осмотрелась в комнате и заметила пиджак Мартона, потом услышала вдруг шаги тетки Магды. Одно движение — и пиджак вылетел в окно.
Вошла г-жа Мадьяр.
— Ты почему в темноте?
— Я уже спала, когда вы позвонили.
Г-жа Мадьяр зажгла свет, хотела что-то рассказать Илонке, но, увидев ее расстроенное лицо и заметив, что постель не разобрана, спросила:
— Что с тобой? Что случилось?
Но не успели они даже начать объяснение, как в прихожей раздался звонок и вошел дворник.
— Ваше благородие, у вас из окна пиджак выпал… Извольте…
Как раз в этот миг вошел и Золтан Мадьяр.
— Пиджак? — переспросил он уже с подозрением и посмотрел на Илонку. — Положите, пожалуйста! — добавил он быстро, не желая, чтобы и дворник заподозрил что-либо.
Дворник попрощался и вышел. Д-р Золтан Мадьяр взял пиджак, обшарил карманы. Вытащил тетрадку и открыл ее. На первой странице стояло заглавными буквами: «Мартон Фицек. Стихи».
…На другой день состоялся медицинский осмотр. Того, что могло случиться, не случилось. На третий день пришла наемная коляска. Буда. Монастырь.
Илонка исчезла из жизни.
С распухшей ногой прибрел на другой день Мартон в контору «Лорда и К°». Г-н Флакс крикнул:
— Вы что это прихрамываете, господин… как вас там?
— Соскочил вчера с трамвая.
— С трамвая?
Вдруг Флаксу что-то пришло в голову:
— А сейчас куда собрались?
— С русским, в Пастеровский.
— Все еще ходите туда! — воскликнул Флакс. — Два человека целыми днями только и делают, что катаются по городу. Мне уже докладывали об этом! Довольно! Больше вы никуда не пойдете.
— А если он взбесится? — снова прибегнул Мартон к своему испытанному доводу, но он уже не помог.
Флакс прервал его:
— И пускай взбесится. А вы, господин практикант, идите по своим делам.
…Вечером Мартон сидел в бараке у русских. Ногу ему массировал сначала Владимир Александрович, потом и другие. Узнав, что с Пастеровским институтом больше ничего не выходит, Владимир Александрович написал записку и попросил Мартона отнести ее в «тот» дом.
— Но никому ни слова! Можно?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Бог его ведает, с кем «объединенное» военное командование подготавливало битву при Изонцо.
Отзывало батальоны и полки с непонятно «притихшего» за последнее время русского фронта и перебрасывало их на итальянский фронт, который, по словам Фицека, «лишь тогда и нажрется досыта, когда больше жрать будет нечего». А «дыры» русского фронта ставка намеревалась заткнуть восемнадцатилетними призывниками и допризывниками.
Несколько дней спустя после этой «операции» генерал-лейтенант эрцгерцог Иосиф делал смотр венгерским войскам на русском фронте. 32-му Будапештскому гарнизонному полку первому посчастливилось услышать речь эрцгерцога, согласно которой: «Нас стало меньше, но бьемся мы отчаянней!»