Читаем Другая музыка нужна полностью

Юноша увидел сперва ноги, они выглядывали из-под юбки, выше колен. Илонка заметила это, отшвырнула книжку, живо поднялась с дивана, одернула юбку и взглянула на Мартона.

Служанка вышла. Они остались вдвоем. В жутком одиночестве.

По лицу Илонки разлилось то самое знакомое Мартону и ни с чем не сравнимое сияние. Его излучали глаза, может быть, и не глаза, а все ее лицо, губы, волосы, словно сияние это струилось откуда-то из глубины ее существа.

Девушка постояла, потом шагнула к застывшему у дверей юноше. Волосы Мартона черно сверкали под хлынувшими в окно лучами солнца. Мартон тоже сделал шаг вперед. Секунда — и они, стоя посреди комнаты, окутанные солнечным сиянием, обнялись. Так продолжалось долго. Казалось, с тех пор, как они живут на свете, они только и ждали возможности слиться друг с другом, никогда больше не отрываться, оставаться вместе до скончания века.

Вдруг Илонка отстранилась. Мартон, точно в танце, потянулся за ней. Потом отстал на четверть шага, и танец кончился.

Держа в объятиях девушку, Мартон повел ее к кушетке. Они чинно сели рядышком и смотрели друг на друга.

Мартон заговорил. Он говорил, говорил, говорил, словно только за этим и пришел сюда. Рассказывал о днях, неделях, месяцах, годах, что они не виделись. Он думал, что Илонка слушает его потрясенная, — ведь взгляд ее был прикован к его губам. Но Мартон ошибался. Илонка слышала только жаркий голос и видела разгоряченное лицо.

— Мартон, поцелуйте меня!..

Теперь это длилось еще дольше, и оба испугались. Казалось, между ударами сердца Мартона уже нет пауз, а сердце Илонки трепещет, точно упавший в куст птенец.

Теперь юноша сам высвободился из объятий. Слишком быстрым и невероятным было все, что случилось. Он приготовился к длительному наступлению. А тут легкая победа! Может, все это неправда, только игра? Он испугался и этого и того, что с такой неистовой силой взыграло в нем. Хотелось одного: бежать, уйти от всего! И он заговорил опять. Говорил, говорил…

Мартону казалось, что девушка слушает его даже восторженней, чем прежде. А на самом деле она не слышала его. Да и зачем? И так было понятно, что он может сказать. Илонка смотрела на его антрацитного блеска глаза, на матово сияющий лоб, длинные пальцы. И снова сказала:

— Поцелуйте меня!..

Мартон обнял Илонку. И вольно или невольно (вольно!) оказался вместе с ней на кушетке. Но тут все вдруг переменилось. Илонка, только что сказавшая: «Поцелуйте меня!» — стала сопротивляться.

И началась борьба. Длилась она долго. Уже и солнце спускалось. Весь мир за окном полыхал в огне. В комнате смеркалось. Из прихожей — они оба все время прислушивались — послышался стук каблучков служанки. Видно, переделав все дела на кухне, она возилась теперь в прихожей. Войдет? Нет?

Мартон сел за письменный столик. Страх перед стуком каблучков пробудил в нем вдруг и другой страх.

«Я не пошел за пленным!» — вспомнил он вдруг.

Несколько быстрых слов — и все. Но Илонка поняла, о чем он говорит, и обиделась. Это «мужское переключение» было для нее слишком быстрым и новым. Она уже чуть не сказала: «И я пойду с вами провожать пленного». Но вместо этого холодно протянула руку и, пока Мартон не ушел, стояла, отвернувшись к стене.

…Так было в первый день. Так длилось неделю, с тою лишь разницей, что Мартон ровно в три часа уходил к русскому пленному, «сдавал» его и спешил обратно к Илонке. Он не обедал, вообще ничего не ел и стал худым, точно борзой пес.

— Барышня, — сказала однажды после обеда служанка. — Я пойду в кино. Вернусь поздно. Ключ возьму с собой.

— Хорошо, — с виду спокойно ответила Илонка, потрясенная этим новым положением (Мартон и ответить бы не мог), и равнодушно сказала, взглянув на Мартона: — Он тоже скоро уйдет.

Она подошла к выключателю, собираясь зажечь свет, но не зажгла.

Служанка закрыла за собой дверь. Подумала она что-нибудь? Наверное. Хотелось ей, чтобы произошло что-то? Во всяком случае, не то, что произошло.


11

Они остались одни. Тишина. Полумрак. Квартира будто выросла, стала огромной: громадной, бескрайней чащей, где, кроме них, никого. Пугающая свобода!

— Ты пойдешь сейчас домой, — тихо сказала Илонка.

— Нет.

— Пойдешь домой!

— Нет!

Мартон сел за письменный стол Илонки. В сгущавшейся вечерней тьме глаза его, казалось, плавились от жара.

— Не бойся меня… Я с места не сойду.

— Я и не боюсь, — гордо сказала Илонка и поверила, что не боится. Легла на диван и заложила обе руки за голову.

— Когда вернется тетя Магда? — хриплым, глухим голосом спросил юноша.

— Не знаю, — устало ответила Илонка.

А ведь знала, что через неделю, но не хотела сказать. Скажет — чаща станет еще более дремучей и грозной. Уж лучше бы тетя Магда раньше приехала! Каждый день такая борьба… Ей уже невмоготу: и страшно, и устала она.

— А может быть, уже завтра приедет, — и подчеркнуто добавила: — вместе с дядей Золтаном…

Реакция получилась обратная. Мартон стиснул зубы.

— Да? Тогда я сегодня тем более не уйду.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза