У Тибора не было от матери секретов. Жили они дружно, относились друг к другу с нежностью. Да и Мартон, приходя к ним, почти ничего не скрывал от измученной женщины, лицо которой все еще хранило прежние тонкие черты. А так как мать Тибора никогда не корила ни сына, ни его друга — напротив, всегда была на их стороне, то Мартону было даже приятно, что у них есть такая союзница.
Г-жа Фечке знала и об Илонке. «Хорошая девочка?» — спросила она однажды. Но Мартон не мог ответить. Он никогда еще не задумывался о том, хорошая Илонка или нет.
— Я могу… — сказала г-жа Фечке, и голова ее дрожала в такт словам. — Я могу дать крону на билет.
— Спасибо, — ответил растроганный Мартон. — Но в этом пальто… — И он показал на пальто, перешедшее к нему в наследство от брата.
— А я вам пальто Тибора одолжу, — тихо сказала г-жа Фечке. — Недавно только купила его. Хорошее пальто. — Мать Тибора почему-то заменяла ряд слов, как, например: красивый, приятный, честный, одним словом: «хороший». — Примерьте! — указала она на пальто сына.
Мартон примерил. Погладил сукно. Г-жа Фечке поправила воротник.
— Пойдите в этом. А свое пальто оставьте здесь.
Тибор задумчиво смотрел в одну точку.
— Завтра? — спросил он с сомнением в голосе.
— Завтра, — ответил Мартон и не понял и даже обиделся вместе с матерью Тибора за то, что Тибор посмел выразить сомнение. Но причина сомнения выяснилась тут же.
— А если тем временем вернутся они, — спросил подросток, кивнув в сторону двери, — и заметят чужое пальто?
Порешили на том, что Тибор проводит Мартона, но на каток не пойдет: на это понадобилась бы еще крона. Перед катком они поменяются пальто, и Тибор подождет, пока Мартон кончит кататься.
— Сколько ты там пробудешь? — спросил Тибор.
— Ну, скажем, часа два. Не слишком долго?
— Нет. Только откуда я узнаю, что прошло два часа?
— Над раздевалкой катка висят электрические часы.
— Так это над раздевалкой. А у входа нет. — Тибор задумался. Мама, — сказал он, — разрешите, я возьму их и привяжу на веревочку, пусть висят у меня под пальто. — Тибор указал на тикавший посреди стола будильник. — Тогда я вовремя буду у выхода.
— А что ты будешь делать все это время?
— В парке погуляю. Свежий воздух — залог здоровья!
И он тихо засмеялся. Рассмеялись и мать и Мартон. Да и впрямь, ведь когда не хватает денег на два билета и есть только одно приличное пальто, святая истина: «Свежий воздух — залог здоровья», — звучит более чем забавно.
Зимой, когда пруд Городского парка замерзал, он переходил во владение знати. Подступавшие к нему проспекты Андраши, Делибаб, Фашор, Штефания и другие — вернее, роскошные особняки, стоявшие на них, не только признавали его, но и присваивали себе, защищали от окраин высокой входной платой, дорогими ресторанами, обязательными чаевыми и сторожами, из которых можно было бы составить небольшую армию. Правда, членских билетов там не требовали, но только потому, что сами обитатели особняков не могли одни заполнить громадный замерзший пруд, да к тому же они и порядком надоели друг другу. Потому и нуждались для своего любовного рыболовства в свежей «рыбке», которая в избытке поставлялась цветом будапештского мещанства. Сновала, правда, эта рыбка не подо льдом, а по льду пруда.
…Еще не спустился ранний зимний вечер, еще едва только заморгали декабрьские сумерки, а высоченные, осыпанные снегом тополя, дубы и платаны, выстроившиеся до самого главного входа, уже осветились огромными фонарями. А дальше, на самом катке, свет лампионов превращался в сплошное сияние, умноженное искрящимся льдом. На берегу, в закрытом помещении, чеканя ритм, играл военный оркестр. Сладостные вальсы сменялись бесшабашными маршами, буйным экстазом чардаша, потом опять плавно неслись вальсы, чтобы вновь набраться сил для исступленного марша. Длинноногие девушки в свитерах, в коротких юбках и в пестрых вязаных шапочках порхали по льду. Улыбающиеся дамы в длинных развевающихся юбках летели, пряча руки в муфты. Мчались молодые люди, демонстрируя мускулистые ноги в облегающих брюках из тонкого сукна. Пожилые мужчины, выпятив грудь, чтобы скрыть брюшко, трудились в поте лица своего, не желая отставать в «состязании поколений». Юные девушки, переливаясь всеми цветами радуги, скользили по льду в сопровождении молодых людей с маленькими усиками. Они мчались все более разгоряченные и, выскользнувши из ослепительного сияния, скрывались в тени за поворотом замерзнувшего пруда, а оттуда возвращались, кто раньше, кто позже, кто побледнев, кто пуще раскрасневшись, оставляя за собой на льду узкие белые полосы снежной пыли.
Издали казалось, будто пульсирующий ритм оркестра выталкивает пары из сияющего круга и вновь притягивает их обратно.