Другая музыка нужна

— Порядок надо соблюдать, — сказал он строго. — Закончил — выходи, следующий пойдет.

— А ты?

Шиманди промолчал. Он отлично знал, какая за это предстоит расплата. Не раз спрашивал у Эгри: «А что, если я бабу изнасилую?» — «Расстреляют!» Стало быть, насиловать он не будет. Напротив, когда начнется «заваруха», он возьмется утихомиривать взбесившуюся компанию. «Во мне совесть заговорит — смягчающее обстоятельство!» Пускай солдаты и покажут на него, но девушка с матерью будут защищать. И тогда начнется волокита: виновен, не виновен, степень вины! Одним словом, волынка пойдет, его отправят в тыл на расследование, а там примут во внимание «смягчающие вину обстоятельства» и не пустят пулю в лоб. Время он выиграет, а в предстоящих опасных боях только его и видали! А к той поре, как закончится следствие, батальона его уже и в помине не будет!.. Да и войны тоже!.. Ведь война больше двух месяцев не продлится.

— Я? — спросил в замешательстве Шиманди. — Я?.. Я первый пойду.

Девочка с матерью через окно видели взволнованно шепчущихся солдат во дворе, их алчные взгляды, которые, точно спички, чиркали по стеклу.

Шиманди вошел в дом. Девочка с плачем забилась в угол, словно котенок от собаки. Глаза ее горели. Она готова была защищаться и зубами и ногтями. Мать с криком упала на пол.

— Боже мой, пани мой!.. — и начала истово креститься.

— Не бойтесь! — сказал Шиманди, остановившись посреди комнаты. — Я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — ничего не хочу! — И поднял обе руки в знак того, что он и в самом деле ничего не хочет.

Так прошли минуты две.

Но тут распахнулась дверь, и табуном, давя друг дружку, ворвались солдаты.

Пока в комнате был только один Шиманди, несчастная девочка готовилась к защите, теперь же, когда за спиной у него выросла эта словно сорвавшаяся с цепи орава, девочка взвизгнула, глаза у нее забегали. Но спасения ждать было неоткуда, и она оцепенела от беспомощности.

Шиманди отошел в сторонку. Первый солдат повалил девочку, остальные окружили их, и начался ужас… Один за другим. Солдат, стоявший позади всех, не стал дожидаться своей очереди и накинулся на мать.

Шиманди вытянулся в струнку, выпучил глаза, потом потуже стянул ремень на поясе и заорал: «Что вы делаете? Не смейте!» Но его оттолкнули: «Брысь! А то задушим!», потом, кто знает откуда, привалили еще другие солдаты. Шиманди — а он все еще кричал, не то от притворного возмущения, не то от испуга, — стукнули по голове и вышвырнули вон.

Когда последний солдат закончил свое дело, девочка была уже мертва.

Мать еще до этого выскочила из дома и огласила воем всю улицу. Очнувшийся от обморока Шиманди кричал с ней заодно. Прибежал Эгри вместе со взводом солдат, с Новаком, Бойтаром, Дембо (это был взвод Новака). Бегом направились к дому. Впереди, указывая дорогу, бежал Шиманди. Солдаты уже разбежались. Нашли только мертвую девочку.

10

Началось следствие. Из расквартированного в тылу командования корпуса приехал в числе прочих и тот военный судья, который до этого усиленно занимался «венгеризацией» одной русинской деревни. «Через год, — хвалился он, — в этом русинском гнезде будет полно венгерских ребятишек».

Выяснить роль Шиманди так и не удалось. Солдаты, которых он привел в дом, показывали против него, остальные были на его стороне. Всяк твердил свое. Никто не хотел брать вины на себя, каждый обвинял другого. Мать покойной девочки защищала на допросе Шиманди и показала только, что он первым пришел в дом. «Я хотел предупредить, — защищался Шиманди. — Помочь хотел!» — «А почему ты ко мне не прибежал?» — спросил его Эгри. «Не догадался…» Эгри закатил ему здоровенную пощечину. «Ваше благородие, я не виноват!» — простонал Шиманди, повалившись на землю.

И командиру батальона и командиру полка дело это пришлось весьма кстати. «Установить виновников невозможно. Приказываю: расстрелять каждого десятого».

Таких десятых набралось двадцать девять человек, ибо половина батальона осталась на поле боя. В числе этих «десятых» оказались и Шимон Дембо и Имре Бойтар.

По уставу военного трибунала, если часть стояла в тылу, подобный приговор должен был утверждаться командованием корпуса.

И батальонный командир не без умысла отправил в корпус для утверждения приговора именно Ференца Эгри и Дёрдя Новака.

11

Нет, ему было уже невмоготу!

Они ехали в автомобиле. Остановились в маленьком городке и попали сперва в канцелярию, где за разными столами составлялись различные бумаги, провиантские списки, списки погибших и раненых, заполнялись извещения о погибших.

В тесной комнатушке набилось человек двадцать кадровиков и офицеров запаса всех чинов и званий. Они были чисто одеты и достаточно упитанны.

Справа слышалось: «…двадцать девять центнеров муки… сто восемьдесят килограммов жиров… сто девяносто восемь — мясных консервов… тысяча пятьсот килограммов говядины…».

Слева: «…погиб… погиб… ранен… погиб… попал в плен… пропал без вести… погиб…»

От стола, стоявшего у окна, неслось: