Другая музыка нужна

Чордаш складывает кальсоны. Вынимает нож и точит о кирпич, плюнув сперва на тускло-красную поверхность. Потом ногтем пробует лезвие. Берет в руки деревяшку — младшей дочке игрушку мастерит. Режет, режет Чордаш деревяшку; и кажется ему, будто дочка за шею обняла, так и чувствует ее крохотные пальчики. Чордаш режет медленно, осторожно, словно боится столкнуть детскую ручонку. И вдруг ни дома, ни девочки, ни руки. Только сырая деревяшка и холодное лезвие ножа. Габор Чордаш режет дальше, потом подымает голову: кто-то смотрит на него. Перед ним стоит Шиманди. Брови у Чордаша вздрагивают. Ему чудится, будто Шиманди вовсе и не человек, а большущий ворон. Не прогони его, непременно беды натворит. Ворон, истинный ворон! А про него тут говорят: человек!

— Ты что, игрушку мастеришь? — спрашивает Шиманди.

На нижней губе у него подрагивает цигарка. Чордаш не отвечает, склоняется над деревяшкой и режет, Шиманди, передернув плечами, проходит дальше.

Шагает по пустым траншеям. Но вот новая группа солдат. Сидят, стоят. Один сказку рассказывает:

— И говорит пастух: «Выдай за меня дочку, и я тебе добрую службу сослужу, страну твою от дракона освобожу». А король отвечает: «Ладно, сынок».

Шиманди скручивает цигарку. Приклеивает ее к нижней губе и, презрительно скривив рот, слушает. Когда же сказка подходит к концу и победитель пастух получает в награду королевскую дочку и все пьют, вино рекой льют и на свадьбе гуляют, Шиманди бросает вдруг:

— Я тоже знаю сказку!

Его охотно пропускают на середину. «Ну, погодите!..» — думает Шиманди и начинает:

— Жил однажды король. Была у него дочка. Шлюха, каких свет не видал. Скучно ей стало. Смоталась она как-то вечером в парк к аттракционам. Видит: гиревик стоит. Королевна айда к отцу, к папаше своему. «Государь мой, папаша, замуж хочу!» — «Ладно, дочка!» — говорит ей в ответ король Франц-Иосиф. «Да, но ведь я выйду только за того, кто всех выше, всех сильней». — «Как хочешь! — отвечает папаша. — Найдем для тебя дылду-мужика». Побежал король к телефону да как заорет: «Эй, граф Пишта Тиса! Вынь да положь нам болвана-мужика, но чтоб силы был невиданной, росту неслыханного!» И разослали гонцов по всей стране. И ведут остолопа-мужика, ростом он с колокольню, а рукой подковы сгибает. Второго ведут мужика-дурака, ростом с высокое дерево, а рукой горы подымает, и ведут третьего остолопа-мужика…

Солдаты в батальоне все больше из крестьян. Им и смешно и досадно. Понимают ведь, что парень над ними издевается, — все про одних остолопов, ослов да дураков мужиков рассказывает. И когда Шиманди заканчивает сказку, какой-то здоровяк, и вправду косая сажень в плечах, а ростом с каланчу, подходит к нему и спрашивает:

— Ты что этим сказать хотел?

— Ничего, — отвечает Шиманди и, глумливо посмеиваясь, уходит восвояси.

Опять идет мимо Новака, Бойтара, Дембо и Чордаша. Они стоят теперь и беседуют. Шиманди слышит, как Чордаш говорит:

— Нет, господин капрал, вы хоть в мешок сложите всех социал-демократов, а все равно они одного Андраша Ахима[11] не стоят!

— Это еще почему?

— Да потому, что Ахим землю хотел дать. За то и пристукнули его господа хорошие. Он небось не спрашивал, как этот верзила Доминич: «Сколько членских взносов платит вашархейская организация землекопов?»

Лицо Шиманди собралось в насмешливые складки. И Шиманди бросает Чордашу:

— Мужик, черт бы его подрал, лучше живет, чем рабочий!

Чордаш подергивает усы и смотрит на Шиманди с отвращением, как кот на лягушку. Ударить и то противно.

— Глупости болтаете! — обрывает его Новак. — Мужик мужику рознь.

— Рабочий, — заводит Шиманди известную старую музыку, думая угодить этим Новаку, — рабочий может остаться без работы, а мужик…

— А безземельный?

— У этого, — Шиманди тычет тонким пальцем в Чордаша, — у этого земля есть.

— Два хольда у него. Какая же это земля? — вмешивается в разговор Шимон Дембо.

— А у меня и того нет! — кричит Шиманди.

— А тебе-то на что земля? Ты же ворон! — злобно бросает Чордаш. — Стервятник!

— Да хватит вам! — говорит Новак.

Ему нравится, что Чордаш обрезал Шиманди, но вместе с тем Новак боится, что разъяренный Чордаш — а силищу его знают все — стукнет Шиманди, и тогда «не миновать гроб заказывать».

— Социал-демократическая партия права! — кричит Шиманди и подмигивает Новаку.

— А ты ей чем помогаешь? — спрашивает Чордаш. — Пошел отсюда!.. На таких воронов и одного камешка хватит.

Шиманди хочет ответить. Но ему не дают и слова сказать. Все наперебой обсуждают, кто сколько зарабатывает, — батраки, бедняки. Потом толкуют о профсоюзах, о Союзе земледельцев.

— От этих профсоюзов уже давно, как от козла молока, — бурчит Шиманди и уходит.

Он огорчен вконец. «Не знаю, что хорошего нашел Новак в этом мужике? Надоела эта компания! Сыт по горло!»

Откуда-то доносится песня. Шиманди прислушивается. У него так горько на душе, что самое время песню послушать. Солдаты сидят, сбившись в кучу, и поют. Шиманди умилен. Он-то ведь думает, что на свете нет больше такого одинокого, такого неприкаянного человека, как он. И чуть не плачет. Подсаживается к солдатам и поет вместе с ними: