Другая осень

На втором уроке меня, наконец, вызвали. Меня ещё ни разу не вызывали за всю неделю, хоть я готовился каждый день, чтобы хорошо ответить и показать себя с лучшей стороны. Я не люблю писать на доске мелом, мел крошится, и руки от него делаются сухими, но тут я старался и грамматический разбор сделал правильно, и даже добавочно сам сказал, что такое подлежащее. Сказал и вдруг почувствовал, что класс странно как-то молчит. А Чистяков и Четвериков щёлкают пальцами в мою сторону. И учительница ко мне повернулась и спрашивает:

— Повтори, Саша, что такое подлежащее?

Я сразу понял, что я подлежащее назвал сказуемым. От волнения или ещё почему. Главное, я хорошо же понимал между ними разницу.

Я повторил, теперь уже правильно, учительница кивнула, поставила мне пятёрку, и я пошёл к парте. Но всё равно было мне неприятно, как будто я и в самом деле не знал разницы между этими подлежащими и сказуемыми.

После уроков у выхода меня ждала Марина. Я вышел последним. Оглянулся, она ждёт. И я понял, что мы пойдём к ней в гости.

— Зайдёмте в булочную, мне надо хлеба купить, — сказала она.

Мы зашли в булочную.

Потом мы зашли в гастроном и купили молоко, творог, колбасу и мясо. Мы стояли в разных очередях: Марина за творогом, а я — за колбасой.

Я редко хожу в магазины, всегда тётя ходит. А в очереди вообще никогда не стоял. И на меня все смотрели с удивлением.

Мы вышли на улицу, и я подумал, что нужно взять у Марины сетку с продуктами, помочь ей нести. Всюду пишут, что мужчины должны таскать тяжести вместо женщин. Но мне было стыдно: мальчишка — и вдруг продукты несёт.

Марина перехватила сетку в другую руку, и я сказал, глядя в сторону:

— Помочь?

Она называла меня на «вы», а я не мог. И придумывал предложения так, чтобы имени в них не было. От этого у меня все слова делались неуклюжими, даже голосом не своим я говорил.

— Спасибо, я сама, — сказала Марина.

Но я уже взялся за сетку, а Марина её отпустила, и я понёс.

«Лишь бы никто из класса не встретился, — думал я. — Объяснять придётся, придётся останавливаться, что-нибудь говорить. А что говорить? Донесу до двери и сразу скажу, что некогда мне», — решил я. На «вы» зовёт, хитрая. Сетку ей некому таскать, вот и эксплуатирует.

— Это мой дом, — кивнула Марина на серый дом с балконами.

Она остановилась у парадной и заслонила мне дверь.

— Саша, — вдруг сказала она и замолчала.

«Чокнутая какая-то», — подумал я.

— Саша, у меня папа дома. Вы меня на «ты» зовите. Хорошо? Потом снова можно на «вы».

— Хорошо, — сказал я. Как будто мне так понадобилось — на «вы» её звать. Я её вообще никак не называл. — Меня никто на «вы» не зовёт, — сказал я.

— И меня.

— Ладно, — сказал я, — пошли к твоему отцу.

— Пошли, — сказала Марина, а сама осталась стоять у двери.

— Мне домой надо позвонить, что я задерживаюсь.

— От нас и позвонишь. Ну, пошли.

Марина ещё долго ковыряла ключом в замке, не могла отпереть, так что я решил уже ей помочь и переложил сетку в другую руку. Но она как-то странно на меня посмотрела, и дверь открылась.

Мы вошли в прихожую. Было темно, но Марина не стала зажигать свет. А я не знал, что делать с сеткой.

— Марина? — крикнул откуда-то из комнаты Маринин отец. — Ты не одна пришла?

— Я с Сашей. Саша Карамзин из нашего класса.

— A-а, Карамзин. Да-да, знакомая фамилия. Ну, проходи, Саша Карамзин.

Марина так и не зажгла свет. Я не знал, что мне делать в тёмной прихожей, хорошо хоть, пальто на мне не было. Своё пальто Марина вешала куда-то в темноту, а оно каждый раз срывалось и падало на пол.

— Саша, папа мой не видит, — зашептала вдруг Марина так тихо, что я не сразу понял.

— Чего не видит? — спросил я тоже почему-то шёпотом.

— Что вы там шепчетесь, я ведь всё слышу, — засмеялся Маринин отец.

И мы пошли в комнату по тёмному коридору.

Он сидел в кресле. А кресло было на винте, как стул у пианиста, и поворачивалось в разные стороны. Он был в больших тёмных очках, в чёрном костюме, в белой рубашке с галстуком. Как будто оделся на праздник, на торжественный день.

— Здравствуй, Саша Карамзин, — сказал он, повернув ко мне лицо с очками. — Вы пришли вовремя. Я как раз кончил работу.

И я увидел на столе позади него кучу металлических мелких деталек.

— Марина, ты ведь уже поставила чай?

— Поставила, — сказала Марина и пошла на кухню.

— Ну, расскажи, как ты живёшь. Это я просил Марину, чтоб она тебя привела.

— Хорошо, — сказал я, — живу.

— Ты недавно приехал. Откуда же ты приехал?

Я не знал, что ему сказать. Не рассказывать же, что я из Америки недавно приехал. Другому кому я бы ещё сказал. Тот другой и сам может съездить в Америку. А уж Маринин отец точно никогда не поедет. Получается, что я начну хвастаться.

— Я приехал из Вологды, — сказал я.

— Из Вологды? Интересно. Я там жил когда-то, в Вологде. На Широкой улице. Ты на какой жил?

Какую бы назвать улицу? Вдруг он все улицы знает.

— На проспекте Космонавтов, — сказал я, потому что во многих городах Советского Союза есть такие проспекты.

Тут вошла в комнату Марина и стала греметь чашками.

— Ты, наверное, есть хочешь, — сказал Маринин отец, — а мы обедаем поздно. Мама у нас поздно приходит.