— Понятно, — кивнула Настя. — Слышали, но забыли. Идем дальше. В середине августа президент твердым голосом перед телекамерами обещает, что девальвации рубля не будет, он этого не допустит. Через пару дней случился дефолт, крах российской финансовой системы. Это стало последней каплей. Вернее, тем последним зернышком, которое «не-кучу» превратило в «кучу». Чтобы вы лучше меня поняли, поясню еще один момент: в девяностые годы коммерческие банки росли как грибы, при этом обещали достаточно высокую доходность вкладов. Люди верили, приносили туда деньги, а затем приводили своих друзей, знакомых, коллег. У артистов и людей искусства был свой излюбленный банк, который рухнул во время дефолта, и все остались без денег. Такой же «любимый» банк был и у правоохранительных органов, очень многие работники системы МВД и прокуратуры доверили ему свои средства. Ну и он, само собой, тоже погиб под обломками. Курс доллара резко скакнул вверх, похлеще, чем в приснопамятный «черный вторник». Банковские вклады не выдаются, кредитные карты заблокированы, а ведь август — время отпусков, многие россияне остались за границей без денег. Финансисты, банковские менеджеры, брокеры, турагенты, люди, занятые в рекламном бизнесе, — все они и многие другие оказались выброшенными на улицу. Они больше не нужны, работы нет, зарплаты нет. А ведь очень многие из этих новых безработных были членами семей как раз работников правоохранительной системы. Это, так сказать, в самых общих чертах.
Настя отломила ложечкой кусочек шоколадного торта, отправила в рот, сделала пару глотков кофе. Торт был слишком приторным, она такой вкус не любила, а вот кофе оказался очень хорошим.
— А дальше что было? — с горячим интересом спросил Петр.
— А дальше — тишина, — усмехнулась она. — Примерно на месяц. Все замерло в ужасе и отчаянии, никто не понимал, что делать и как жить дальше. Представьте себе гипотетическую семью, в которой один супруг — следователь или прокурор, другой — сотрудник банка, а ребенок либо маленький, либо взрослый и занят в туристическом бизнесе. Люди чувствуют себя вполне состоятельными, жизнь удалась, в сентябре предстоит отпуск, который они проведут за границей, отель уже забронирован, билеты на самолет оплачены, проценты по банковскому вкладу капают, и проценты очень немалые, зарплата в банке и в турфирме высокая, так что скоро можно будет улучшить жилищные условия и себе, и ребенку, и стареющим родителям, а там, глядишь, и домик за городом отстроить. Если ребенок маленький, можно еще помечтать о том, как его отправят учиться в Англию, это было очень модным. Могу предложить вам и вариант похуже, потяжелее: в семье кто-то серьезно болен, и скоро накопится нужная сумма, чтобы лечить человека в европейской, израильской или американской клинике, потому что в России это заболевание не лечится, или лечится пока еще плохо, или такие операции не делаются. И вдруг в один момент у всех всё рухнуло. Работа потеряна, доходы утрачены, страна катится непонятно куда, руководство не владеет ситуацией, ничем на самом деле не руководит и ни на что не влияет, верить никому нельзя, и что будет завтра — неизвестно. Планы, надежды, ожидания, чувство уверенности, ощущение хотя бы минимального контроля собственной жизни — рухнуло всё. Поездка в отпуск отменяется, больного ребенка не будут лечить, разъехаться с родственниками не удастся, работа есть пока только у одного члена семьи, и на эту единственную зарплату будут жить все. Мне зимой девяносто девятого довелось столкнуться с двумя молодыми брокерами, которые, оставшись без работы, торговали на улице картошкой. В жуткий мороз стояли с мешком и весами, и мало кто у них покупал. А теперь вспомните, какого числа ваш Сокольников явился с повинной.
— Третьего сентября, — быстро ответил Петр и осекся. — Ну да, вы сказали, что психологический шок длился около месяца, а дефолт случился в середине августа. Значит, как раз тогда…
Настя отодвинула тарелку с недоеденным тортом, взяла вторую чашку кофе.
— Не совсем так, — поправила она. — Месяц длилась экономическая тишина и пустынность, все замерло. А психологический шок длился еще очень долго, от двух-трех месяцев до года, в зависимости от тяжести ситуации. У кого сгорели деньги, отложенные на черный день, но осталась работа, тот легче перенес потерю и быстрее пришел в себя, а вот те, кто потерял и высокооплачиваемую работу, и надежду на лечение близкого человека или даже самого себя, справлялись с потрясением гораздо дольше. И прежде, чем вы начнете выискивать недочеты в работе следователя или оперативников и обвинять их в предвзятости и непрофессионализме, вам хорошо бы представить себе их тогдашнюю жизнь и их внутреннее состояние.
Петр, уже расправившийся со своим омлетом и блинчиками с творогом, посмотрел на нее скептически и даже как будто слегка надменно.