Другая семья

– Да помню, помню… Что есть, то есть, спорить не буду. Значит, хороший, говоришь?

– Да, очень…

– Ишь, защитница! – неожиданно подмигнула ему Галина Никитична. – Ну ладно, что ж… Да ты проходи, Филипп, проходи! Катюха вон для тебя стол накрыла, расстаралась! Еще и выпроводить меня пыталась, намеками вся изошла – мол, мешаешь моей свиданке… Да только я не поддалась, уж больно поглядеть хотелось, что это за Филипп такой. Нет, я помню, конечно, как ты ее защищал, но в суде ведь ничего не поймешь от волнения! Человека толком не разглядишь! А ты вон какой молодец оказался, защитничек… Всю девку мне высушил… Вон, даже ночью с телефоном не расстается, в руке его держит – вдруг Филипп позвонит, а я не услышу?

– Мам, ну зачем ты! Не надо… – с тихой сердитой досадой проговорила Катя.

– А что я такого сказала? Ничего и не сказала, одну только правду! Он и без этого знает, что ты по нему сохнешь! Ведь знаешь, милок?

– Мам, перестань! Идемте лучше к столу! Все остыло уже, наверное! – снова с досадой перебила ее Катя.

Галина Никитична вздохнула тяжело, повернулась, ушла в комнату. Катя быстро приникла к нему, обняла, шепнула в ухо:

– Не обижайся на нее, ладно? Она у меня такая… Что думает, то и говорит… Но зато она очень добрая. Не обижайся.

– Ну что ты, Катюш… С чего бы мне обижаться?

– Да мало ли что она еще скажет… Всякое может быть… Иди, руки мой…

Когда он зашел в гостиную, Катина мать уже сидела за столом. Указала ему место рядом с собой приветливым жестом:

– Садись… И не злись на меня, я женщина простая. Я за свою дочку душой болею, как всякая мать. Да и давно нам с тобой надо бы познакомиться, мы ж теперь не чужие! Хотя, если честно, не нравится мне все это… Свиданки ваши… Ой, как не нравится! Да ты садись, чего стоишь-то! Не бойся, я не кусаюсь!

Он сел за стол, и Катя села рядом с ним, недовольно взглянув на мать. Было заметно, что она сильно нервничает. Боится, бедная, что мамка опять чего-нибудь учудит. А мама тем временем продолжила в том же духе:

– Ты ведь женатый, правильно?

– Да. Я женат. Скрывать не буду.

– Ну, еще бы ты скрывал… Это ж понятно, что женатый. Стало быть, жене с моей Катькой изменяешь, да?

– Ма-а-м… – тихо простонала Катя, сжимая под столом его пальцы. – Перестань, мам…

– Да что ты меня все время одергиваешь? Что я такого спросила ужасного? Все перестань да перестань! Дай мне с человеком поговорить нормально! Не бойся, не съем я твоего Филиппа! – вдруг рассердилась Галина Никитична, хлопнув ладонью по столу.

И, повернув к нему голову, проговорила задумчиво:

– Женатый, значит… Понятно… Да только знай, мил человек… Если бы моя Катька по тебе не сохла, я бы тебя и близко к ее порогу не подпустила. Она у меня приличная девка, между прочим. С женатыми мужиками сроду не валандалась. Не знаю, как ее так угораздило в тебя влюбиться… Да так, что и свету белого без тебя не видит… И ничем эту любовь не перешибешь, заразу! Уперлась Катька, и все! Мне аж страшно иногда за нее делается… Но ты, милок, знай одно. Если обидишь чем мою Катьку – убью. У меня рука в злобе тяжелая, я тебя заранее предупреждаю. Понял меня, нет?

– Понял, Галина Никитична. Понял.

– Ну, вот так-то лучше будет… Ладно, не буду вам больше глаза мозолить, уж вижу, что поднадоела. И Катька копытом бьет… Пойду я, ладно. Не глупая, понимаю, что к чему. Милуйтесь, коли приехал…

Галина Никитична тяжело поднялась из-за стола, вздохнула, махнула в сторону Кати рукой:

– Не провожай меня, сама дверь закрою…

Глянув на него, улыбнулась грустно:

– Пока, мил человек… И помни, что я тебе сказала. Если обидишь – убью. И я не шучу, поверь. Женщина я нервная, рука у меня тяжелая. Разозлюсь – никто не удержит.

Ему ничего не оставалось, как улыбнуться да склонить слегка голову – согласен, мол. Услышал. Поверил. Испугался.

Галина Никитична произнесла напоследок:

– Вот так-то вот!

И вышла из комнаты, гордо подняв голову. Вскоре они услышали, как в прихожей хлопнула дверь. Катя вздрогнула, проговорила тихо:

– Да ты не слушай ее, Филипп… На самом деле она добрая, мухи не обидит. Просто меня очень любит… Потому и разыграла перед тобой грозную воительницу. А на самом деле вовсе не такая… Не бойся ее, ладно?

– Постараюсь… – со смехом произнес он, обнимая Катю за плечи. – Да и когда мне бояться, скажи? У меня голова совсем другими мыслями занята… Ты в моих руках сейчас, обнимаю тебя, и мне так хорошо…

– Правда? Тебе правда со мной хорошо?

– Конечно, Катюш. А если ты мне не веришь, я тебе сейчас покажу… Ух, что я с тобой сделаю сейчас, берегись!

Катя засмеялась счастливо, понарошку от него отбиваясь, и даже подскочила со стула, пытаясь убежать, и они сами не заметили, как оказались в Катиной спаленке, и куда-то в один миг исчезла одежда, и жадность объятий была ненасытной, как всегда.

В какой-то момент он будто пришел в себя, глянул в ее запрокинутое лицо, отрешенное, полное счастливо переживаемого наслаждения и страсти, и вмиг представил себе другое лицо… Алисино. Никогда, никогда не видел он у Алисы такого выражения лица. Такого отрешенного. Такого до безобразия счастливо-страстного. Никогда…