Другая семья

– Да отчего же нельзя? Я ж тебе объясняю – просто принять надо то, что есть, что изменить невозможно! Ведь я приняла в свое время свою жизнь, и ничего… Счастлива даже. И тебе тоже скажу, а ты уж сам потом думай… Алису надо принимать такой, какая уж есть, или вовсе не принимать. Переделывать ее бесполезно. А если уж не хочешь принимать… Не можешь…

– То есть… Вы думаете, мне надо уйти?

– Нет. Я этого не сказала. Я хотела сказать, что если любишь – терпи. Потому как если уйдешь – хуже будет. Я знаю, что говорю. Я ведь уходила от своего генерала по молодости, когда Алиса еще не родилась… Потом вернулась. Любила я его, хоть и младше была на двадцать пять лет… Просто поняла, что мне без него еще хуже. И сделала свой выбор. А впрочем, решай сам, я тебе ничего не навязываю. Ты умный… Что тебе мои советы? Решай сам, Филипп, как тебе лучше – терпеть или уходить…

Он ничего не ответил, но посмотрел с благодарностью. Потому что сам испугался своего вопроса. Уйти? Нет, он не может уйти… Как можно уйти от любви, пусть и такой неприкаянной? Нет…

Тем более вскоре произошло чудо – Алиса вдруг изменилась. Успокоилась как-то. Стала покладистой, ласковой. И даже рубашку ему как-то погладила. Сама! Ну это ли не чудо, в самом деле?

Хотя – со стороны смешно выглядит, наверное. Мужик радуется, что жена ему рубашку погладила! Такой повод, умереть не встать! Но что поделаешь, если у него все так? У каждого свои радости в жизни…

А потом радости кончились, снова семейная жизнь покатилась под горку, потому как настроение у Алисы переменилось в одночасье. Снова появились раздраженные нотки в голосе, молчаливая отчужденность. Будто неведомый режиссер ловко руководил этим процессом – сегодня жарко, а завтра холодно. И нельзя было к этой режиссуре привыкнуть – никак… И потому он сорвался в один прекрасный вечер, проговорил с тихим отчаянием:

– Алис… Скажи честно… Ты совсем меня видеть не можешь, да? Я противен тебе? Может, мне лучше уйти? Скажи…

Она подняла на него удивленные глаза, молчала долго. Потом пожала плечами, проговорила равнодушно:

– Как хочешь, Филипп…

– Что значит – как хочешь? Скажи прямо – мне надо уйти?

– Но я же сказала – как хочешь…

– Это не ответ, Алиса. Ты совсем не любишь меня, да? Так и скажи – не люблю!

– Ну что ты от меня хочешь, Фил? Я ведь ничего тебе не обещала, когда выходила за тебя замуж, правда? Ты сам так хотел, это был твой выбор… Ты сам согласился на все…

– Да, согласился. Потому что очень тебя люблю. Но и дальше так жить невозможно! Я не могу так больше… Не могу, не могу!

Последние слова он почти прорыдал в отчаянии, подскочил со стула, быстро вышел в прихожую. Еще и дверью хлопнул, уходя. Хорошо, что в этот момент Клары Георгиевны дома не было. Не видела его в таком состоянии. Потому что стыдно… За самого себя стыдно, ей-богу! В истерику впал, как нервная барышня!

Потом ехал в машине по улицам бесцельно, пытался прийти в себя. Только плохо у него это получалось – будто воздуха не хватало все время и сердце билось неровными толчками. Ну за что ему все это, за что? Почему у всех любовь бывает праздником, а ему она дана наказанием? За что? Такая звонкая пустота внутри, хоть плачь…

Зазвонил телефон, глянул на дисплей – мама. Почувствовала, как ему плохо, наверное. Надо взять себя в руки, поговорить нормально. Спокойным веселым голосом – мол, у меня все окей, зашибись просто. Не станет же он маме жаловаться, что от жены трусливо сбежал!

– Привет, мам! Как ты? Все в порядке?

– Здравствуй, сынок. В порядке, да не совсем… А у тебя как, все хорошо? Ты здоров?

– Да, у меня все хорошо…

– Слава богу. Просто на меня вдруг накатила тревога за тебя. Такая сильная тревога, что плохо стало. Сама не понимаю – заболела, что ли?

– А что у тебя болит?

– Да вроде как сердце прихватило… И лекарств никаких дома нет… Ты же знаешь, я не люблю болеть, никаких таблеток дома не держу.

– Я сейчас приеду, мам! И «Скорую» вызову!

– Да не надо «Скорую»… Ко мне соседка пришла, она медсестра… Наденька из сто пятнадцатой квартиры, ты ее знаешь. Капельницу мне поставила. Вот и лежу, в потолок смотрю. А у тебя точно все в порядке, Филипп? Ты меня не обманываешь?

– Нет, что ты… Я сейчас приеду, мам… Через пятнадцать минут буду. Ты сможешь мне дверь открыть? Хотя не надо, я сам открою, у меня в бардачке ключи от квартиры есть, кажется… Сейчас гляну… Да, есть ключи, мам! Я сейчас, я быстро!

Нажал на кнопку отбоя, почувствовал, что все прежние рефлексии как рукой сняло. Мама больна, а он тут расплакался сам себе – не любят его, надо же! Будто других проблем в жизни нет, кроме любви! Да кака така любовь, будь она неладна трижды…

По дороге заскочил в супермаркет, накупил продуктов. Еще и в аптеку зашел, попросил что-нибудь сердечное. Аптекарша пыталась его вразумить – что, мол, конкретно вам надо? Не получив вразумительного ответа, рассердилась и потребовала рецепт, еще и отчитала за легкомыслие – мол, к врачу сначала сходите!

Ладно, бог с ней, с аптекаршей. Тем более она права. Это он сейчас в панике, за мать испугался. Завтра же отвезет ее к врачу…