Читаем Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие полностью

Если Молотов с супругой были второй парой, то главной персоной за тем же столом, Королем, Волшебником, Отцом, который был, однако, холост и восседал не с женой, а с маститым представителем Китая, мог быть только И. В. Сталин. Тогда Маленькая Принцесса, самая богатая на свете, окруженная охранниками, это, конечно, дочь Сталина Светлана. Ее и в самом деле называли «кремлевской принцессой».

Известно, что в 1943 г. она, будучи 17-летней, влюбилась в 39-летнего киносценариста Алексея Каплера и отказалась порвать с ним связь, несмотря на угрозы взбешенного отца. По сценариям Каплера были поставлены такие фильмы как «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Котовский» и другие, так что голос его был действительно слышен всему социалистическому миру. Он был Лауреатом Сталинских премий, но Сталина раздражало то, что возлюбленный дочери был женат и еврей. Она отделалась двумя пощечинами, а Каплер был объявлен английским шпионом и отсидел 10 лет. После войны она вышла замуж за Григория Морозова, опять еврея, сына замдиректора НИИ. Это стоило ее свекру 6 лет лагерей. Потом у нее было еще четыре мужа.

Таким образом, роман Эйзенштейна был действительно авантажным, головокружительным и чрезвычайно опасным.

Вопрос лишь в том, когда он мог состояться. С 1941 по 1944 г. г. Сергей Михайлович был в Алма-Ате. На приемах в Кремле он мог быть в 1945 г., когда получил премию за «Ивана Грозного», но уже в письме Тынянову из Алма-Аты идет речь об аналогичных историях, интерес к которым навеян собственным романом. Остается предвоенное время. В 1940 г. Эйзенштейн стал директором Мосфильма, в марте 1941 г. получил Сталинскую премию. Загвоздка, однако, в том, что в 1941 г. Светлане было 15 лет. Не случайно идет речь о Маленькой Принцессе. Юная дочь вождя могла, конечно, посмотреть один из фильмов Эйзенштейна, могла присутствовать на приеме в Кремле, могла просить его избавить ее от танца с неприятным похотливым Бароном, возможно, Берией (особая похотливость его была оглашена при его аресте, и есть снимок Светланы на коленях у Берии). Не исключено, что гениальный режиссер почувствовал в ней жар Лолиты, впоследствии использованный Каплером.

Однако время приема в Кремле, а вместе с тем и всего романа с принцессой определяется более четко идентификацией того за почетным столом, кто назван следующим после «графа Венчеслава». «Сэр Арчибальд, уроженец Шотландии», — это, конечно, Арчибалд Джон Кларк Керр[2], посол Англии в СССР с января 1942 г. по январь 1946 г. Стало быть, прием, на котором происходили описываемые события, мог состояться только в промежутке между июлем 1944 г. (возвращение Эйзенштейна в Москву) и январем 1946 г. (отъезд Керра из Москвы).

Налицо противоречие. С одной стороны, Принцесса названа именно Маленькой и, по намекам в письме Тынянову, роман намечается еще до эвакуации, с другой — голосистый рыжий ухажер, в котором угадывается Каплер, уже остался в прошлом, а прием, на котором Строитель Соборов его заменил, должен был состояться в конце войны или после войны, скорее всего в 1945 г., когда Эйзенштейн получил Сталинскую премию за «Ивана Грозного». Только тогда, видимо, прозвучал из монарших уст тост в его честь, и в танце могла промелькнуть искра сочувствия и понимания между ним и «принцессой».

Но скорее всего Строитель Соборов, то бишь, Полотен, «проглотивший язык», вообще ничего ей не сказал, и этим объясняется зыбкость повествования. Все ограничилось прочувствованными взглядами и улыбками. Сексуальные аспекты (ее развратное поведение, спасение от похотливых приставаний Барона и т. п.) были добавлены уже в 1946 г., когда писались мемуары. Все остальное развертывалось в воображении великого режиссера: как все могло бы повернуться, если бы он не «проглотил язык».

Действительно, как все могло бы повернуться, если бы Эйзенштейн оказался на месте Каплера. Или Михоэлса. К счастью, не повернулось. Всё это осталось только упоительной и страшной сказкой. Великий режиссер умер в своей кровати. Самой широкой в России, но всегда покоившей его одного.

Вторая жизнь Евгения Харитонова

1. Жизнь после смерти


В советское время в Москве жил крупный и оригинальный писатель, про которого никто или почти никто не знал, что он писатель. Жил он недолго, и всё, что он написал, напечатано только после смерти (умер он в 1981 г.). И не сразу после смерти, а когда наступила перестройка и общая демократизация. Первые одиночные, казалось бы, приемлемые для советской литературы произведения проскользнули еще до начала перестройки, в 1981–82 гг., в зарубежных изданиях. Неприемлемые появились только с началом перестройки, в 1985, одновременно в зарубежных изданиях и советском неофициальном «Митином журнале». Через несколько лет, с начала 90-х, когда коммунистический режим рухнул, Евгения Харитонова стали печатать некоторые официальные издания, и замалчивание было пробито. Зато тут уж известность пришла скандальная и ошеломляющая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное