Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

«Соблазнительно принять тексты Харитонова за дневник и взяться за оценки, с легкостью переходя с текстов на личность и наоборот…. Соблазнительно пытаться расшифровать его Сереж и Алеш, достоверно зная об их достоверности, общаясь с ними лично и по телефону То есть миф, созданный автором, его «очарованный остов», не развеять умышленно, а разузнать досконально, свершить то, что делать ну никак нельзя… И рядом — главный соблазн — желание отождествить Е. X. с повествователем, вычитать в текстах и меж них подробности биографии, быта, привычки и повадки писателя. Он ли это будет? Ведь всё так похоже… Думаю, что он таким бы и хотел быть, точнее — таким, и хотел быть, но был ли?» (ХГ2: 182–184).

Но такое можно сказать о любом дневнике писателя — о Дневнике Кузмина, о дневнике Андре Жида, а мы же пользуемся этими источниками для реконструкции биографии писателя. Да, знаем, что видение автора не всегда и не обязательно адекватно отражает реальность. Но таков всякий источник.

Понятна позиция друзей Харитонова: они стремились защитить его от недобросовестной критики — защитить, отделяя автора от лирического героя и персонажей. Имеются в виду упомянутые Я. Могутиным в предисловии к изданию Харитонова статейка «Это я, педичка» в «Русском курьере», такая же критика в «Литературной газете», окрик в «полуживой» «Правде», статья В. Бондаренко «Дьяволиада» в газете «День», издевательская публикация в «Собеседнике» — коллаж из разных произведений Харитонова, аттестованный как монолог «Е. X., 27 лет, литератора, садо-мазохиста, педераста» под общим названием «Обратная сторона любви. Сексуальные маньяки впервые исповедуются в печати»…

Линия обороны выбрана неточно. Степень отделенности автора от лирического героя здесь явно не так уж велика, если вообще существует. Если быть последовательным, то надо ставить под сомнение или даже отвергать гомосексуальность автора. Главное в другом: сколь преступны изображаемые чувства и деяния и с каким намерением, как их автор изображает.

Можно сразу же отмести возражения, что нельзя путать персонажа с автором. Харитонов не играл гомосексуала, он им был, это общеизвестно. Авторская речь у него строго отделена от стилизованной речи персонажей. Если он и строил образы для эпатажных и критических целей, то строил он их из собственных переживаний, с неимоверной откровенностью и самокритичностью, выворачивал свою душу. В этом секрет силы его воздействия на читателя. Да и не было у него надежды опубликовать свои откровения. Он писал для себя и для одиночного, очень доверенного читателя, читателя по секрету. Всё опубликовано посмертно.

Его друг Евгений Козловский писал о нем: «Он был фантастически искренним человеком. О его мыслях и концепциях мало-мальски заинтересованный исследователь может узнать всё из его книги. Всё!» (ХГ 2: 130).

Не будем преувеличивать. Не всё. Как раз то, что обычно есть в исповедях гомосексуалов — «Как я стал таким», первое знакомство, становление, осознание и т. п. — совершенный молчок. Ничего. Лишь мимолетное воспоминание по ходу соображений о способах знакомства («Тут надо уметь хитрить. А не так как я когда-то в 19 лет на вокзале подошел и честно попросил одно приятное божество на чемодане. И он воспринял меня как больного». — ХГ 1: 240). Это воспоминание да смутный пересказ Климонтовича.

«О своем первом осознании себя в сфере чувственного, внезапном, как обморок, без долгих потных рук и подглядываний сквозь процарапанные замазанные окна, кажется, письменно нигде не упоминал… Позже свои счастливые минуты избегал описывать, нерв его узоров на любовную тему всегда в неразделенности или ненайденности, в любовном томлении» (ХГ 2: 110).

4. Деликатный вопрос(длинноносые и курносые)