Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Василий Аксёнов назвал его «одним из самых дерзких, ярких, талантливых писателей нашего времени» (ХГ 2: 199). «Влияние Харитонова огромно, — пишет Олег Дарк. — Оно расходится по литературе кругами, как от брошенного камня. Трудно найти в «новой прозе» писателя, свободного от Харитонова…. Трудно выговорить «великий прозаик Харитонов», как и — «великий поэт Высоцкий». У Высоцкого много дурных стихов. У Харитонова ни одной случайной строчки» (ХГ 2: 168). «Харитонова можно смело назвать в десятке имен, представляющих русскую литературу XX столетия», — высказался Дмитрий Пригов (ХГ 2: 92), а Виктор Ерофеев сказал: «Его ранняя смерть — это трагедия русской литературы» (ХГ 2: 146).

В 1982 г. Василий Аксенов отчеканил императив: «жизнь после смерти писателя Евг. Харитонова должна состояться» (ХГ 2: 96). Она состоялась. Почти полное собрание сочинений вышло в 1993 г. в двух томах, где помещено не только всё, что сохранилось от Харитонова, но и всё основное, что написано о Харитонове. Сейчас готовится более полное собрание сочинений.

2. Две жизни

Оригинальный московский режиссер и писатель, Евг. Харитонов, родился в год начала Великой Отечественной войны, в 1941 г., а умер в первый год войны советского «ограниченного контин гента» в Афганистане — 1981, на год пережив Высоцкого. Прожил всего сорок лет при советском режиме между двумя войнами.

Родился в Новосибирске «в деревянном домике на Щетинкина, 38 и был уж во всяком случае добрым мальчиком с мягким сердцем» (ХГ 1: 182). Его новосибирские друзья детства часто фигурируют в его произведениях: Анатолий Маковский — как Толя, Толик, МК, Иван Овчинников — как Ваня.

Как пишет хорошо его знавший Пригов, «Харитонов был достаточно честолюбив. Он жил в постоянном ощущении собственной избранности. Он рассказывал, что рос в семье двух женщин, которые его баловали, поэтому он получил воспитание этакого великосветского барчука, демократичного по-барски, снисходительного и доброго ко всем. Он обладал ярко выраженной элитарностью характера» (ХГ 2: 88).

Климонтович считает, что именно имперский помпезный шик сталинского искусства (маленького Женю водили в новосибирскую оперу), столь далекий от реальной жизни, породил харитоновскую стилизацию. Это сказалось впоследствии: человек тонкого вкуса, он восхищался грубостью, эстет, он умел на слаждаться вульгарностью.

Женя Харитонов с мамой, Ксенией Ивановной. Новосибирск, начало 50-х годов.

Он рос, как типичный «прегомосексуальный ребенок» — по его текстам: «Дружить можно было, в основном, с девочками. Где нет грубых нравов и драк. Я боялся перемены в школе, когда толпа неотесанных, свирепых, бездушных, нечутких, душевно неразвитых подростков кидается в потасовки друг с другом, жался к стенке и закрывал глаза или не выходил из класса» (ХГ 1: 235).

Приехав в Москву, поступил во ВГИК, окончил как кинорежиссер, но больших фильмов снимать не пришлось. Преподавал актерское мастерство и пантомиму, защитил у М. И. Ромма в 1972 г. кандидатскую диссертацию «Пантомима в обучении киноактера». Известный ученый структуралист и семиотик Вячеслав Вcев. Иванов дал превосходный отзыв. Харитонов имел также полставки на кафедре психологии МГУ, где он занимался логопедией — исправлял дефекты речи.

На I-ом или II-ом курсе ВГИКа. 1958-59 гг.

В искусстве ему доводилось подвизаться лишь на маргинальных сценах — создал студию пантомимы «Школа нетрадиционного сценического поведения», в Театре мимики и жеста подготовил спектакль «Очарованный остров» в исполнении глухонемых актеров, в Московской консерватории поставил оперу болгарина Божедара «Доктор Фауст».

Итак, преподаватель пантомимы и речи, кандидат искусствоведения, малоизвестный режиссер. Этого хватило, чтобы поражать воображение провинциальных пареньков, приезжающих в Москву, но для Московской культурной элиты это была заурядная фигура. Однако с ним знались такие знаменитости, как Белла Ахмадулина, Василий Аксенов, Владимир Высоцкий, водился с ним до своей эмиграции Эдуард Лимонов, дружил Е. Ф. Сабуров, впоследствии советник президента России, а своим учителем считает Харитонова ныне известный артист Ефим Шифрин.

Видимо, мало того, что это был интересный и обаятельный человек. Глубину ему придавала его вторая, скрытая от публики жизнь. Всю вторую половину своей жизни, последние двадцать лет, он писал, создавал, творил литературу. Для себя самого и для узкого круга друзей, потому что было совершенно ясно, что то, что он создавал, напечатать невозможно. По крайней мере, на родине. Да и читать было опасно.