Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

Однако Тринг оказалась чрезвычайно полезной ему, так как он любил только настоящих мужчин, не женственных, нередко гетеросексуальных. Присмотрев кого-нибудь, посылал для за вязки знакомства сначала Тринг полюбезничать, а потом она забрасывала нового знакомого на квартиру к Рудольфу и смывалась. Дирижер Ланчбери свидетельствует, что в мире геев хорошо знали Нуреева. Он приходил в гей-бар, выбирал молодого парня, договаривался о цене и уводил его.

Когда в Лондоне Нуреев давал обед, пригласив много важных гостей, ему сообщили, что внизу ждут два молодых человека, которым он назначил свидание, но позабыл об этом. Рудольф поднялся с ними наверх, и гостям пришлось ждать. «Он ест их, как блины!» — воскликнула Тринг. Через полчаса Рудольф вернулся, распаренный, с озорным блеском в глазах. Когда кухарка подала ему подогретое блюдо, он сказал: «Это очень вкусно!» — но было непонятно, к чему это относится — к блюду или к только что упомянутым Тринг «блинам» (Там же, 386).

Рудольф «любил красивых мальчиков. Если ему кто-то нравился, он выбирал его, словно кусок пирога» (Там же, 370–371). В Париже на обеде у Сен-Лорана, который одевал его бесплатно, Нуреев встретил привлекательного 19-летнего студента-декоратора и тотчас пригласил его приезжать к нему в Лондон каждый уик-энд, велев Тринг оплачивать перелеты. Ждал его с парой комнатных туфель у двери, боясь, что «малыш» мог замерзнуть в дороге. Этот студент, Франс Дюваль, впоследствии видный деятель французской культуры, вспоминает: «Рудольф был очень ласковым и нежным. Он не любил много говорить, но даже немногих слов было достаточно, чтобы понять его желания». Студент спал с ним в большой кровати эпохи Тюдоров, сопровождал Рудольфа на репетиции и в поездки по магазинам, но связь их была недолгой.

В 1967 г., в Нью-Йорке взглянув на Хайрема Келлера, недавнего официанта, сыгравшего главную роль в «Сатириконе» Феллини, Нуреев, оценив поразительную красоту юноши со смуглой кожей и голубыми глазами, пригласил его с собой на гастроли. Тот вспоминает: «Он надеялся, что я стану его дружком, и я подумал — почему бы и нет? Когда тебе двадцать один год и… величайший танцовщик эпохи приглашает тебя на гастроли — вперед!» Но продержался он в свите недолго — до следующего города, Бостона (Там же, 365–367).

В Нью-Йорке же во время репетиций «Лебединого озера» в «Метрополитен-опера» Нуреев уставился на красивого и талантливого 19-летнего танцовщика Робера Ла Фосс — с мальчишеским лицом, голубыми глазами и длинными светлыми волосами. «Он, — вспоминает Ла Фосс, — смотрел на меня целых пять минут, сидя на троне в роли принца». После спектакля пригласил Робера в свою уборную. Ла Фосс знал от своего брата, что Рудольф хорошо известен в гей-банях. «Я находился в том возрасте, когда мое либидо было на высшем уровне, и приглашение Рудольфа Нуреева, естественно, возбуждало. Это не тот случай, когда можно ответить «спасибо, нет». Когда я вошел, он сидел там обнаженный, желая продемонстрировать мне себя. Ему было что показать, и он явно этим гордился». В тот вечер продолжения не последовало, но через несколько месяцев Нуреев, встретив Ла Фосса, усадил его в свой лимузин и увез на неделю с собой. Однако надежды Фосса на длительный роман не оправдались. «Это было фантастично, но я интересовал его только как привлекательный малыш. Он был в высшей степени сексуален, но нисколько не влюблен. Я чувствовал себя обманутым» (Там же, 461–462).

Не все отвечали на его авансы немедленной готовностью. В 1969 г. в Париже Рудольфу приглянулся красивый и талантливый 21-летний танцовщик Шарль Жюд. Рудольф всячески обхаживал его, но тщетно. Когда однажды Жюд не пришел на вечер в клубном ресторане, куда по просьбе Рудольфа его пригласила аккомпаниаторша Элизабет Купер, Рудольф стал орать на нее: «Сука! Я хочу Шарля!» Когда же он сообразил, что ничего не выйдет, он сделал Шарля своим любимым учеником и партнером в танце (Там же, 428).

Когда в Вене он ставил «Лебединое озеро», ему приглянулся молодой танцовщик Михель Биркмейер, миловидный с темными кудрями. Чем больше тот отбивался, уверяя, что он гетеросексуальный и это ему не подходит, тем больше это раззадоривало Рудольфа. «Майки, — говорил он, — откуда ты знаешь? Ты же никогда не пробовал». «Но я просто не мог, даже будучи мальчишкой, — говорил Биркмейер, уже став лидером труппы. — А он не оставлял попыток и когда мне подходило к пятидесяти» (Там же, 337).