Читаем Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие полностью

Эрику было 32 года, и он слыл наиболее совершенным из танцовщиков. Чрезвычайно требовательный к себе, он был воплощением стиля и благородства в танце. «Я поприветствовал Мэри, — вспоминал Эрик, — и тут же сидел этот молодой танцовщик, небрежно одетый в джинсы или слаксы. Я сел, посмотрел на него повнимательнее и увидел, что он весьма привлекателен. У него был определенный стиль… некий класс. Это нельзя назвать естественной элегантностью, но это каким-то образом производило впечатление». В Бруне Рудольф увидел свой идеал. Высокий блондин, элегантный, длинноногий, с отточенной техникой, он танцевал необыкновенно чисто и поэтично. Он тоже вырос в семье без отца, с матерью и тремя сестрами — как нарочно, точно как у Нуреевых. Подобно Рудольфу, он больше тянулся к мужчинам. Они по уши влюбились друг в друга и выразили желание остаться одни. Толчиф закатила истерику, но ей пришлось уехать. Рудольф непрерывно учился у Бруна, старательно копируя его исполнение. Постепенно Брун начал ревновать Рудольфа к публике. Он никогда не имел у нее такого приема, несмотря на все совершенство своей техники. Его изумляла истерическая слава Нуреева.

Они были очень разные. Эрик был всегда сдержанным, контролировал все свои поступки, а Рудольф — неровным и спонтанным. Эрик много пил, Рудольф этим не увлекался. Эрик был весьма целомудренным, а Рудольф обладал непомерными аппетитами в сексе и был крайне неразборчив. Эрик не проявлял своих эмоций, а Рудольф требовал полной отдачи и стремился открыть в своем друге такие глубины страсти, которых тот и сам не подозревал. Это тревожило его, и он начал избегать Рудольфа.

7. Уникальный дуэт

В Копенгагене Рудольф брал также уроки у Веры Волковой, ведущего британского педагога русского происхождения. Волковой позвонили от величайшей балерины Англии Марго Фонтейн, чтобы разузнать, где находится и что собой представляет Рудольф Нуреев. «Он здесь», — ответила Вера. Последовало приглашение Нурееву приехать в Лондон и танцевать в концерте с Фонтейн. Он был младше ее на двадцать лет, но такова была и разница с Дудинской, а танцевал же успешно.

В Лондон он приехал инкогнито, опасаясь слежки КГБ, но после концерта возникла массовая истерия публики, и две тысячи зрителей подписали петицию с просьбой взять его в Лондонский балет. Ранее было намечено пригласить не его, а Эрика Бруна в качестве партнера Фонтейн, и тот снимал вместе с Рудольфом комнату в Лондоне. Теперь Брун отпал. Партнером Фонтейн стал Рудольф Нуреев. Эрик уехал во Флоренцию, оттуда в Австралию. Рудольф очень горевал. Он помчался в Австралию с пересадкой в Египте и там едва не попал в руки арабской полиции, которая бы его выдала Советам (при обыске самолета прятался в туалете).

Нуреев с Фонтейн в Ницце, 1963 г.


Перед сезоном в Лондоне Рудольфа пригласили дать выступление в Нью-Йорке, но не в прославленном «Метрополитен-опера», а в Бруклине. Он согласился, но потребовал не 400 долларов за выступление, обычный гонорар для звезды, а $2500. Заплатили беспрекословно. Вначале Нуреев по советской привычке не доверял банкам и хранил деньги кучами под ковром, но потом завел себе евреев-консультантов по финансам и по их совету основал в княжестве Лихтенштейн, где наименьшие налоги, подставную фирму, которая и стала получать все его гонорары. Эрик завидовал баснословным гонорарам Рудольфа и его неиссякаемой энергии, а Рудольф беспокоился, как бы Эрик не превратил его в алкоголика.

Сотрудничество их иногда возобновлялось, но семейная жизнь более не восстанавливалась.

Рудольф очень многому научился у Фонтейн, а она обрела с молодым партнером новые силы и не только восстановила выполнение тех па, которые она выделывала только будучи молодой, но и достигла новых высот. Чему Фонтейн не могла обучить Рудольфа, это хорошим манерам. Руководитель рекламы Королевского балета описывает художнику театра Битону репетицию с Нуреевым так. На сообщение автора письма о паблисити Нуреев «издал нечто вроде рычания, как пантера, швырнул через всю комнату поднос с чашками чая, сорвал с себя рубашку (Вашу) и наступил на нее… Он вообще не пытался танцевать, с ненавистью третировал Марго, бросил ее в сторону, стащил с себя рубашку и кинул в оркестр, заорал на Ланчбери (дирижера. — Л. К.), пригвоздил нас всех дьявольским взором, замахнулся хлыстом на помощника режиссера и в целом продемонстрировал такой набор дурных манер, что мы дрогнули и исчезли с глаз долой в полном ужасе».

Нуреев с Жаклин Кеннеди, май 1967 г.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное