Другая страна

– В этой жизни, – ответила Кэсс, – в этой пустой, бессодержательной возне.

Ида рассмеялась. Смех ее звучал жестокой насмешкой, но Кэсс чувствовала, что Ида не стремится сознательно обидеть ее. Казалось, где-то внутри нее совершается тяжелая работа, она как бы взбиралась на безмерной крутизны склон.

– А что, если, дорогуша, нам, смеха ради, взглянуть на твою жизнь с другой стороны? Может, твое неучастие объясняется чисто житейскими причинами? Ты встретила Ричарда, влюбилась в него и стала его женой. А не сознательно вышла из игры.

Кэсс почувствовала внутреннее раздражение и задала себе вопрос: «Почему? Почему я так остро реагирую на слова Иды?»

Вслух она произнесла:

– Дело вовсе не в этом. Задолго до того, как встретить Ричарда, я уже знала: такая жизнь не по мне. – Хотя это была чистая правда, в голосе Кэсс не хватало убедительности. И Ида безжалостно воплотила сомнения Кэсс в слова.

– А если бы Ричард не появился, что тогда?

– Не знаю. Это глупый вопрос. Он появился. И я уехала с ним.

Между ними, казалось, сгустился воздух, как если бы они стояли на противоположных сторонах горной пропасти, пытаясь разглядеть друг друга среди облаков и тумана и с ужасом ощущая, как земля обрывается у самых их ног. Ведь она покинула Ричарда или, во всяком случае, предала его – что значит этот крах? А роман с Эриком, что означает он? Кэсс медленно и неохотно прозревала смысл обвинений Иды, и одновременно в ней просыпалось дремавшее ранее чувство вины за их совместную с Ричардом жизнь. Она всегда знала больше Ричарда и смотрела дальше, она была искуснее его, терпеливее, хитрее и целеустремленнее, ему, чтобы не жениться на ней, надо было быть другим мужчиной, более сильным и безжалостным. Но так складывались отношения между мужчинами и женщинами спокон веков. Так ли? Она выбросила за окно сигарету. Он появился. Я ушла с ним. Ушла ли? Такси подъезжало к Гарлему. Кэсс испытала легкий шок при мысли, что не была здесь с похорон Руфуса.

– А вот представь себе, – заговорила Ида, – что приходит он, твой мужчина, и ты прекрасно знаешь, что это именно твой мужчина, ведь, черт побери, они не являются каждый день, но ты не можешь уйти к нему или с ним, потому что пришел он слишком поздно. Неважно, когда именно, многое успело произойти еще до твоего рождения, не говоря уже о том, сколько всего добавилось ко времени его прихода.

Не верю я в твои теории, думала Кэсс. Слишком просто все получается. Не верю. Иде она сказала:

– Если ты имеешь в виду себя и Вивальдо, не забывай, есть на свете и другие страны. Ты когда-нибудь думала об этом?

Ида засмеялась, откинув назад голову.

– Да, конечно! Через пять или десять лет, подкопив деньжат, мы сможем сняться с места и куда-нибудь укатить. – И свирепо прибавила: – А ты подумала, что с нами станет за эти пять лет? Что мы сохраним? – Она наклонилась к Кэсс. – Что через пять лет останется от твоих отношений с Эриком? Ты ведь понимаешь, я знаю, что не можешь выйти за него замуж, не до такой же степени ты сумасшедшая.

– Мы останемся друзьями, мы останемся друзьями, – сказала Кэсс. – Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями. – Ее знобило. Ей вспомнились руки и губы Эрика, она подняла глаза на Иду.

Но та, отвернувшись от нее, смотрела через стекло.

– Чего вы все не понимаете, – проговорила она наконец, – так это того, что жизнь – сволочная штука. Идет большая игра. У тебя, дорогуша, нет опыта, поэтому тебе придется туго, когда придет пора платить по счету. Наберется много долгов, а я-то знаю, что у тебя ни гроша не отложено про запас.

Кэсс взглянула на темное гордое лицо, повернутое к ней профилем:

– Ты ненавидишь белых, Ида?

Ида чуть не захлебнулась от ярости.

– Какое это имеет значение, черт побери? Да, иногда ненавижу. Так и уничтожила бы всех. А иногда – нет. Не все же время я о них думаю, есть и другие дела. – Выражение ее лица изменилось. Она задумчиво разглядывала свои пальцы, покручивая колечко. – А вот если какой-нибудь белый влезет тебе в душу, это нарушает весь строй мыслей. Говорят, что любовь и ненависть – сестры. Это правда. – Она снова отвернулась к окну. – Но, Кэсс, подумай и ответь, разве ты не ненавидела бы белых, если бы они держали тебя в тюрьме?

Такси катило по скандально известной Седьмой авеню. Казалось, все живущие на ней люди высыпали на улицу, одни облепили фонарные столбы, ступеньки подъездов, а другие разгуливали по проезжей части, словно здесь не ездил транспорт.