– Только что привезли Канавти. Возле лагеря переселенцев Дерейши колонна была обстреляна из гранатометов, пулеметов и автоматов. Двадцать два человека погибли. Черкесы из охраны не растерялись и дали отпор, даже пленных взяли. Виктор тяжело ранен в живот. Сейчас в операционной.
– Кто они?
– Молчат, но одного узнали. Он из Нацерета, христианин, значит, живет в лагере.
– Кто послал? – рычит комбат-2 Мишель Батарсе и начинает бить лежащего ногами.
– Подожди, оттаскиваю его. – Так ты его быстро убьешь, а мы будем медленно резать на куски. Отрубим руки и ноги и бросим собакам, а потом займемся вторым. Хочешь? – кричу ему в лицо. – Мишель, неси топор…
Он попытался плюнуть в меня, но второго пробрало всерьез, когда он увидел топор.
– Нам приказали! – кричит в истерике.
– Кто?
– Джордж Саббах, глава лагеря Дерейши. Он сказал, что Канавати продался евреям, ему нельзя верить.
– Этих, – плюнув в сердцах, говорю, – повесить на въезде, чтоб все видели. Посторонние – пошли вон! Вы все – бегом наводить порядок в своих подразделениях и построить всех через десять минут перед штабом. Зияд – останься. Где старший сын Виктора, Рамиз?
– На дороге в Рамаллу со своей ротой, на КПП.
– Людям нужен вождь, я на эту роль не гожусь, по гражданству. Быстро, в машину и привезешь его к лагерю, мы выступаем сразу.
– Ему всего девятнадцать!
– Он из рода Канавати и для него пришло время стать настоящим мужчиной. Кто мне говорил, что род – главное? Ты? Вот и действуй, объясни ему по дороге, что он должен заменить отца до его выздоровления. Только драки между христианами нам не хватает. Надо давить бунт в зародыше.
Мы обложили Дерейши со всех сторон и потребовали выдачи убийц и Саббаха. Парламентеров, вместо ответа, обстреляли. В лагере проживало 15 000 гражданских, «гарнизон» лагеря состоял из 1 500 боевиков.
Нас было не больше. Поэтому прямой штурм исключался. К вечеру прибыли орудия и тяжелые минометы. Вместе с ними приехал Рамиз. Он толкнул речь перед строем, сообщив, что отец поправится и, объявив кровную месть всему семейству Саббахов и не пожелавшим сложить оружие жителем лагеря Дерейши. Потом он попросил разговора с глазу на глаз.
– Врачи говорят, что отец поправится, – сказал он. – Его вывезли на самолете в Западный Иерусалим. У меня нет его опыта, но заменяю его я.
Он смотрел на меня в упор, ожидая возражений.
– Я согласен. Если я возьму командование на себя, это и будет выглядеть, как будто здесь всем заправляют евреи. Возможно, они этого и добивались – ответил я.
– Вот именно. Отец много говорил со мной, как он видит будущее нашего клана и наших людей. Не все мне нравится, но против его воли я не пойду. Я знаю, что мне не хватит знаний, чтобы победить, и я буду слушать твои советы. Но решаю я, и это гнездо убийц мы должны выжечь до основания!
– Договорились. И для начала пойми, что идти на штурм – это бессмысленно положить половину «Тигров». У нас не больше вооруженных людей, чем внутри. А еще надо прикрыть от подхода подкреплений, почти наверняка они договорились или с Фейсалом, или с кем-то в Иерусалиме. Пустить танки в эти кривые узкие улочки – только губить технику. Их элементарно подобьют из гранатомета с любой крыши или из окна. Поэтому, мы сейчас начнем обстрел лагеря артиллерией. Это займет неделю-две, но потом то, что останется, методично сравняем с землей – дом за домом. Ты прав, выжечь их необходимо. Все это время они стояли в стороне и не помогали даже в критический момент.
– Я тебя понял, – сказал он задумчиво. – Я подожду, но ты помни, даже если Саббах завтра сдастся, я ничего не отменю. У общины не может быть две головы. Одну мы отрежем.
Я не знаю точно, но, вроде бы еще не было такого, чтобы осаждающих было меньше, чем осажденных. Мы стали первопроходцами в этом деле. Уже на вторые сутки, ночью, они попытались прорваться, и были легко отбиты. Под звуки методичного обстрела, весь лагерь был окружен окопами, с расчетом круговой обороны. Полностью перекрыть периметр лагеря было невозможно из-за недостатка людей, но мои ветераны 2 мировой хорошо выучили, что такое приготовленная к атаке линия укреплений. Каждая рота прикрывала соседей огнем и имела запасные позиции. Скорее всего, их не пробили бы и немцы без серьезной подготовки. Эта арабская самодеятельность никуда не годилась. Нарвавшись на колючую проволоку и противопехотные мины, они быстро потеряли энтузиазм, а когда открыли огонь пулеметы и минометы отступили, потеряв пару сотен человек.