В декабре, совсем по-питерски, наступила неожиданная оттепель. Снег, уже уютно устроившийся на земле, занервничал, засуетился и за несколько дней эмигрировал в неизвестном направлении, оставив после себя туманную сырость воздуха и непролазную грязь. Но озеро стояло насмерть. Темный лед, лишь слегка подтаявший с поверхности, не проявлял никаких признаков движения, рыбаки храбро отдавали себя подледному лову, сидя в центре озера на деревянных чурках, а мальчишки перебегали по льду с одного берега на другой, фонтанами поднимая брызги и радуясь забаве.
– Лед у нас с характером, упрямый, так и простоит до лета, – говорила Матрена во время чаепития с Ириной, кутаясь в свой бархатный халат и отирая пот с лица. – А снега-то нету, и слава богу. Дед помер, царствие ему небесное, сгребать некому, а то и засыплет нас совсем.
– Да не беспокойтесь, у меня силы найдутся, уберу, если надо будет, – успокоила Ирина.
– Вот послал мне Бог тебя, и помогаешь, и жалеешь, а то и дела никому нет до одинокой старухи. У всех свои заботы.
Ирина помогала и жалела, да так рьяно, что уже не понимала, корысть ею движет или искреннее сочувствие, уж больно часто, неудержимо плакала Матрена, вспоминая своего «кормильца». «Ох, грех какой, грех», – иногда шептала она сквозь слезы, не то обвиняя самоубийцу, ушедшего из жизни не по-божески, не то укоряя себя неясно в чем.
– Ты, девонька, знаешь ли что? – сказала она однажды. – Ты за постой-то мне не плати. Ты ж мне как родная, чего я с тебя буду тянуть, много ли вам плотят? А то, хошь, отпишу тебе этот домик, какой-никакой, а будет свой. А мне он зачем? Вона какие хоромы на меня одну – дед-то помер, упокой, Господи, его душу.
Ирина обомлела. Вот так просто решается задача? Она готовилась, собиралась с духом, ждала подходящего случая, и вдруг: отпишу. Ее бросило в жар. Сначала она подумала, что от радости. Потом догадалась – от стыда за свою корысть. Потом остановилась на самом легком варианте – от духоты в жарко натопленном «зале». Сама и топила. Перестаралась.
– Да что сейчас говорить об этом? – лицемерно сказала она. – Вы сначала в себя придите. С моей помощью.
И опять ее бросило в жар…
Приближался Новый год, а это означало повышенную нагрузку работников Дома культуры, которых было всего двое, стоивших, однако, десятерых по своему трудолюбию и энтузиазму. Ирина с Надеждой придумали обширную программу на все новогодние праздники и работали не покладая рук. Предполагались веселый карнавал, детский праздник, молодежная дискотека, поздравления и подарки ветеранам и даже концерт силами профессиональных артистов с помощью доброго Тараса Семеновича, выложившего на артистов некую сумму. Кроме того, требовалась генеральная уборка Дома культуры, и это не слишком веселое занятие тоже возлагалось на плечи работников культуры ввиду отсутствия постоянной уборщицы – доброта Тараса Семеновича имела все-таки свои границы.
Ирина и Надежда целый день торчали в клубе, придумывая костюмы для бала, веселые стихи и скетчи, на которые Ирина была признанной мастерицей. Хоть на улице по-прежнему бесчинствовала оттепель, но от ветра и сырости здание выстудилось, так что и работающая котельная, и печи, начиненные недоворованными дровами, полноценного тепла не давали…
Промерзнув до костей до восьми часов вечера, клубные дамы наконец отложили дела до завтра и разбежались по домам со сладкими мечтами о тепле и горячем чае. Ирина по дороге заскочила к Матрене, принесла ей дров из сарая, потом затопила у себя, не забыв помянуть добрым словом покойного Пахомыча, золотые руки которого сложили такую добротную, быстро нагревающуюся и долго хранящую тепло печь. Потом она попила чаю, посмотрела кусочек нечетко изображаемого сериала, который предлагал ей нервный, тяготеющий к зеленому цвету телевизор. Можно было ложиться спать, глаза слипались от усталости, она нырнула в кровать за печкой – тепло, даже жарко, но зато уютно и спокойно. Она почти погрузилась в сон, когда услышала какие-то звуки во дворе, похрустывание песка на свободной от снега дорожке, потом осторожную возню у крыльца и тихое поскрипывание ведущих к двери ступеней. Ирина в страхе села на постели. Может, это ветер, который никак не может угомониться? Она прислушалась и отчетливо различила какое-то движение в замочной скважине, постанывание металла и медленный, трудный звук поворота ключа в замке. В тот же миг дверь распахнулась, и на пороге возник страшный мужик в зимней куртке и шапке-ушанке со спущенными ушами.
– Вы кто? – одновременно спросили Ирина и вошедший.
– Я здесь живу, – пропищала Ирина. – А вы? Как вы сюда попали?
– Ключ под ковриком, – хрипло сказал он. – Только заржавел, еле открыл, – он вгляделся в Иринино испуганное лицо и поспешил добавить: – Вы не пугайтесь, не кричите. Ничего плохого я вам не сделаю. Неувязка вышла. Я не знал, что здесь кто-то живет.
– Кто вы? Откуда? – опять спросила Ирина и, сообразив, что сидит перед мужчиной в ночной рубашке, вскочила, надела халат.
– Я художник, бывал здесь раньше, у Матрены. Этот домик всегда пустовал, думал, и на этот раз…