– Что же вы не предупредили? И почему ночью?
– Сейчас объясню. Только разрешите войти, я очень устал.
Ирина молча кивнула. Он перешагнул порог, хотел закрыть дверь изнутри.
– А где же ключ?
– Вон, на столе, он не держится в скважине.
– Понятно. А то бы я сюда не попал. Может быть, и к лучшему было бы, – он повернул ключ в замке и опять успокоил: – Вы ничего не бойтесь, я передохну и уйду, раз уж так случилось.
– Куда же вы пойдете ночью? Можно разбудить Матрену, переночуете у нее.
– Нет, нет, что вы, зачем будить? Я только отдохну…
– Снимите куртку, – осмелела Ирина.
– Не стоит, очень холодно.
– У меня жарко, я недавно топила. Снимайте, садитесь на диван.
– Холодно, – опять сказал он, садясь на стул у стола. – Я продрог.
– Хотите чаю? Согреетесь.
– Чаю? Можно, если вам не трудно.
– Бутерброды сделать?
– Нет, нет, только чаю. Холодно очень, – он поставил локти на стол, обхватил руками голову. – Я сейчас посижу, попью чаю и уйду. Сил нет.
Он, обжигаясь, выпил чай, продолжая дрожать.
– Послушайте, я, кажется, не смогу сейчас двинуться с места. Может быть, я посплю у вас здесь, на диванчике, часа два. Сейчас час ночи. Вот, поставлю будильник на три часа, встану и исчезну. Ничего только не бойтесь.
Оставить его у себя? Понятно, что он не чужой, Матрена о нем говорила: художник, который рисует «уроды». А вдруг начнет приставать? Вряд ли, он едва живой. Откуда же он такой явился?
– А водки у вас нет? – спросил пришелец.
Конечно, есть. У запасливой Ирины всегда всё есть – на всякий случай. Он выпил рюмку, другую, третью, немного приободрился, даже улыбнулся и долгим взглядом посмотрел на нее.
– У вас очень красивое лицо.
Такого рода похвалы были крайне опасны в столь интимной обстановке, но Ирина только усмехнулась, вспомнив давний комплимент незадачливого Бригадира. Странно, ее посетитель сказал примерно то же:
– Красота не всегда соответствует канонам. Иногда ее не столько видишь, сколько чувствуешь, – он сглотнул и откашлялся. – У вас чудесное, красивое лицо. Видно, какой вы добрый и чистый человек.
В этом месте его речи Ирина опять усмехнулась своим мыслям.
– А если так… – он помедлил. – Если так, значит, я должен принять решение, и я его принял, потому что, как это ни смешно, я человек порядочный и навлекать на вас беду не имею права. Я действительно нуждаюсь в отдыхе, но, оставаясь у вас, должен буду рассказать о себе. А вы уж сами сообразите, как вам поступить. Мне сегодня крупно повезло, а вот с ночлегом, увы, промашка вышла. Такая, значит, судьба. Она, впрочем, в ваших руках. А пока послушайте и не перебивайте, потому что рассказ длинный, сил у меня совсем нет, говорить трудно, а вы должны всё знать. Хорошо, что я выпил, а то бы не решился.
– Вы только куртку снимите. Жарко ведь.
– Нет, я еще не согрелся. Ну так вот. Я действительно художник, из Питера. Аркадий. Кстати, как вас зовут?
– Ира.
– Ира. Хорошее имя. Итак… Художник я, конечно, талантливый – мы все так о себе мним. Талантливый, но безвестный. Знаете, что служит движителем успеха? Связи и деньги. Ничего подобного у меня никогда не было. Как все мы, я сменил кучу профессий: и сторожем был, и кочегаром, и в театре работал гримером… Кстати, хотел быть артистом, тоже говорили – талант, а ничего не получилось. Сейчас служу в одной шарашкиной конторе оформителем. Раньше я, конечно, верил в светлое будущее, писал без конца, с упоением. Приезжал сюда, к Матрене, на этюды – красивое здесь место. А жизнь идет. Два года назад мне стукнуло сорок. И началось… Сорок лет, а я так ничего и не добился. Впал в депрессию, перестал ездить сюда, кисти забросил, игроком стал, наделал долгов, – он отпил из кружки, откашлялся и продолжал хрипло и как-то неровно, словно в бреду, то быстро, то медленно, с трудом: – У меня в этом городе есть приятель, школьный товарищ. Женился здесь, осел, завел бизнес по продаже недвижимости и разбогател, непонятно как. Мужик он довольно никчемный, безалаберный, мутный какой-то. Я обычно, когда приезжал к Матрене – не помню, кто рассказал мне о ней, – к нему заходил и всегда удивлялся. Офис – как сарай: комнатенка в углу коридора, приемная два метра, секретарша полуграмотная, мебель – старье. Не очень верилось в его богатство, – он замолчал, опять отпил из кружки и долго судорожно глотал. – А тут проигрался я, долг отдать не с чего, дай, думаю, съезжу к нему, попрошу взаймы, если он и в самом деле богатый. «Дам, дам, говорит, тебе бабок, отдашь, когда сможешь», – и идет к сейфу. Сейф у него допотопный, ключом закрывается, и ключ этот прямо в замке торчит. Ну, думаю, хозяин хренов. Извините. Открывает он сейф, а там денег – доверху. Я еще подумал: что это он такие деньжищи в банк не положит? Дает он мне нужную сумму, замок закрывает, ключ в ящик стола бросает. Бизнесмен! А уходя, смотрю: и в двери кабинета ключ торчит, и секретарша куда-то ускакала. Я ключ из замка вынул – так просто, чтобы проучить его, и уехал.
Он наконец снял куртку, поелозил на стуле и почти лег головой на сложенные на столе руки.