Другая женщина

– Не думаю. Всегда знаешь, когда человек тебе подходит, правда? – Он так и впился взглядом в мои глаза.

Я не стала обращать внимания на его многозначительный тон и повернулась к Памми. Она сидела с поджатыми губами, образовавшими тонкую прямую линию.

– Памела, как чудесно, что вы появились, – восторженно проговорила я. – Такой вдохновляющий вечер, правда?

Мы обе знали, что мои слова исполнены сарказма. Но никто другой этого бы не заметил.

– Эмили.

Она прямо оскалилась. Я ждала неизбежного замечания: о том, как много веса я набрала (или потеряла – тут все зависело от ее настроения); о цвете моих волос, которые сегодня были чуть светлее обычного; о моем платье. Впервые в жизни мне казалось, что я к этому вполне готова. Но ничего такого не последовало.

– Дорогой, – произнесла она, поворачиваясь к Адаму и обнимая его. Но после этого снова сжала губы, словно опасаясь, как бы изо рта не вылетели какие-то опасные слова.

– Как ты, мама? – спросил он, нежно обнимая ее в ответ.

Она опустила взгляд.

– Могло быть лучше, – проговорила она мрачно.

Я безмолвно умоляла Адама не выяснять подробности, не доставлять ей этого удовольствия. Но тут мама, поднимаясь с барного табурета, разлила содержимое своего бокала. Казалось, мои мольбы услышаны.

– О-оп, простите, – выговорила она, вновь обретая равновесие. – Я как-то не осознавала, что сижу так высоко.

Адам рассмеялся, беря у нее бокал и под локоток провожая ее к нашему столику. Памми со своей унылой физиономией оставалось лишь тащиться за нами. Следовало отдать ей должное. Она уже ухитрилась создать вокруг себя гнетущую атмосферу, не вымолвив почти ни слова.

– Ну что, вы уже совсем-совсем готовы? – жадно спросила мама, хотя она меня сегодня три раза об этом спрашивала и неизменно получала один и тот же ответ. Но ее возбуждение было заразительно. Лучше уж это, чем тяжкая ноша, которую повсюду влачит с собой Памми. Нет-нет, пускай это бремя несет Адам.

– Да, мы уже совсем готовы, – подтвердила я. – В начале недели случились кое-какие мелкие неувязки, но мы с ними справились. Просто не знаю, что может пойти не так между сегодняшним днем и субботой. – Я суеверно коснулась деревянного подбрюшья стола. – Остался всего один день.

– Я бы не стала утверждать так категорично, – кисло вставила Памми. – В тот день, когда я выходила за моего Джима, группа не явилась. Мы заказали ансамбль, который исполнял песни «Аббы», но лишь после обеда выяснилось, что они не приедут.

Адам расхохотался – несомненно, в попытке поднять ей настроение:

– И что же случилось, мама?

– Прислали замену. – Голос звучал ровно, без обычных ее бойких подъемов и спадов. – Но они больше походили на «Блэк саббат».

Все за столом так и покатились со смеху, но Памми осталась невозмутимой. Сегодня она превзошла саму себя по части показных страданий.

Она опустила взгляд – что называется, ломая руки. «Ну вот, начинается», – подумала я. Впрочем, по всей вероятности, я произнесла это вслух, потому что Адам повернулся, чтобы посмотреть на меня.

«Памми делает то, что у нее лучше всего получается».

Я не собиралась угождать ее желанию вечно привлекать к себе внимание, поэтому вовсе не намеревалась спрашивать, что с ней такое. Но моя мама, ничего не знающая о ее трюках, сама задала этот вопрос:

– Памми, что такое, ради всего святого?

Покачав головой, она вытерла случайную слезинку – видимо, единственную, которую ей удалось из себя выжать.

– Ничего-ничего, – проблеяла она со своей уникальной интонацией, якобы означавшей «не беспокойтесь обо мне»: теперь-то я научилась переводить ее как «а ну-ка, вы все, живо начинайте беспокоиться обо мне». Мне все это жутко наскучило.

Я осушила свой бокал шампанского, и услужливый официант кинулся наполнять его даже еще до того, как я поставила емкость на стол.

– Ну-ну, выше голову, Пам, – провозгласила я, поднимая свой бокал. – Могло быть хуже.

– Эмили, – укорила меня мама.

– Не думаю, – почти неслышно пролепетала Памми.

Я разразилась театральным смехом, точно героиня фарса.

– Почему так? – осведомилась я, тем самым направляя невидимый прожектор всеобщего внимания прямо ей в лицо и зная, что ей того и надо. Ладно, пускай, подумала я. Давайте-ка поскорее с этим покончим и будем спокойно продолжать наш вечер. Может, тогда у нас получится сделать так, чтобы главными здесь стали мы с Адамом. Как это, собственно, и предполагалось.

– Эм, – негромко произнес Адам. – Ну хватит.

– Нет уж, говорите, Памела, – не унималась я, проигнорировав его просьбу. – В чем дело?

Она снова опустила очи долу, делая вид, что очень смущена этой сценой.

– Я не собиралась сегодня об этом упоминать, – проговорила она. – Мне казалось, что это неуместно.

– Ну, теперь мы все обратились в слух. Так что давайте, – поощрила я ее.

Она нервно теребила свои бусы, не встречаясь ни с кем из нас глазами, а опасливо блуждая взглядом по оживленному ресторанному залу.

– Боюсь, у меня довольно скверные вести, – прокаркала она, явно изо всех сил стараясь произвести еще одну слезинку.

Адам выпустил мою руку, чтобы взять за руку ее.

– Что такое, мама? Ты меня пугаешь.