Другая женщина

– И вы всерьез полагаете, что между мной и Джеймсом что-то есть? – Я небрежно рассмеялась.

Она кивнула:

– О, я в этом уверена. Хочешь знать, как я выяснила? – спросила она, меняясь со мной ролями. – Я сама велела ему это сделать.

37

Я не спала всю ночь – то плакала на диване, то бегала в туалет, потому что меня тошнило. Как могло до такого дойти? Я наконец-то нашла способ сокрушить ее, уничтожить раз и навсегда. Но я понимала, что это обойдется мне слишком дорого. В этом раунде мне не победить. И она это знает.

Да, я давилась от ярости, меня тошнило от одной мысли о том, что Памми сделала с Ребеккой. И в то же время горько было вспоминать о тщетных попытках Джеймса соблазнить меня – чтобы поймать на измене и тем самым ублажить мать-психопатку. Как ей удавалось делать так, чтобы он выполнял малейшие ее капризы? Почему он с такой готовностью кинулся обольщать меня по ее приказу? Казалось, она обладает какой-то непонятной властью над своими сыновьями, и никто из них не готов разорвать эти цепи.

Меня как будто изнасиловали. Противно было думать о том, как Джеймс подкатывался ко мне по наущению матери: я чувствовала себя грязной, словно в мое существование, в меня вторгся какой-то отвратительный захватчик. Похоже, она не остановится ни перед чем, лишь бы изгнать меня из их жизни.

Адам всю ночь продрых как убитый. Когда он проснулся и вышел в гостиную, ему хватило одного взгляда, чтобы заметить:

– Видок у тебя паршивый.

У меня не нашлось сил, чтобы ответить.

– Кофе хочешь? – спросил он.

Я покачала головой. В данный момент я не могла бы придумать ничего более гадкого.

– Да в чем дело? – спросил он, наполняя свою чашку горячей водой. – Думаешь, у тебя грипп или что-нибудь такое?

Я потерла глаза. Вчерашняя тушь сошла не до конца (несмотря на все слезы, которые я пролила) и теперь оставляла следы на пальцах.

– Честно, не знаю, – ответила я. – Просто чувствую себя так, словно меня отравили.

– Что ты вчера ела? Вы что-нибудь ели с мамой?

Я покачала головой.

Он подошел, уселся рядом со мной на диван, с шумом втягивая жидкость из чашки. Кофейная вонь ударила мне в ноздри, и я зажала рот ладонью, но мне все-таки не удалось сдержать струю рвоты, которая выплеснулась на журнальный столик.

– Елки-палки! – вскричал Адам, вскакивая с дивана и проливая на ковер содержимое чашки, которое оказало на меня такое пагубное воздействие.

– О господи. Прости меня, пожалуйста. – Еще произнося это, я подумала: почему я первым делом порываюсь извиниться? – Минутку. Сейчас сбегаю в ванную, а потом все тут приберу.

Горло обжигала горячая желчь, рвавшаяся вверх из моего живота. Из глаз текли слезы. Я изо всех сил пыталась побороть тошноту. Каким образом эта шестидесятитрехлетняя старуха вынуждает мое сознание и мое тело так меня подводить? Ведь я – сильная женщина, я никогда не относилась к людской глупости снисходительно, была способна постоять за себя в любой ситуации. Как такое могло со мной случиться? Просто уму непостижимо.

Я еще обнимала фаянс унитаза, когда мне вдруг пришло в голову: а что, если главная причина моего физического состояния и в самом деле более рациональная, чем мне казалось? При одном намеке на нее мой мозг как будто взрывался, распирая черепную коробку.

Мне потребовалась вся моя решимость, чтобы дотащиться до глубин города – не в последнюю очередь из-за того, что я чувствовала себя ожившим покойником, но главное – из-за той вполне реальной возможности, мысль о которой бешено билась у меня в голове. В аптеке на вокзале Чаринг-Кросс я купила непомерно дорогой тест. Пятьдесят пенсов потратила на то, чтобы попасть в туалетную кабинку, где можно помочиться на полоску. Я представляла себе, как иду на работу, а химикаты в это время делают свое дело. Но не успела я подтянуть трусы, как в окошке появилась четкая голубая линия. В глазах у меня помутилось. Я пыталась снова прочесть инструкцию, стараясь как-то оттянуть ответ на вопрос: «Что означает одна линия – что я беременна или что я не беременна?» Я отчаянно надеялась, что верно второе.

Я позвонила Пиппе, пытаясь выбраться из подвального туалета и несколько раз врезавшись при этом в турникет. Девушка с голубыми волосами и жвачкой во рту бестолково таращилась на меня, пока я проделывала это четырежды. С каждой новой попыткой мое раздражение усиливалось.

– Это турникет на вход, – наконец объявила она.

– Блестящее наблюдение, – язвительно проронила я.

– Ты о чем? – Наконец-то Пиппа откликнулась.

– Я беременна, – слабым голосом сообщила я.

– Твою мать, – произнесла она. – И ты считаешь, что это блестяще? С чего бы?

– Нет, это не блестяще, я говорила с… ладно, не важно. Черт, Пиппа, я беременна.

– Что ж, это довольно-таки неожиданно, – проговорила она медленно.

– Я хочу сказать – какого фига? – Голова моя отказывалась как-то осмысливать происходящее.

Пиппа молчала в трубке, пока я не добралась до Стрэнда.

– Как это вышло? Ты это планировала? – поинтересовалась она наконец.

– Разумеется, нет, – бросила я резко. Не знаю, зачем я выплескивала свою злость именно на нее.