Другая жизнь

— Не очень. Его, кстати, Гавриилом зовут, и он не совсем старец, увидишь, поймешь. И давай так поступим, — уже как-то по-товарищески заговорил монах. — Если его не будет, возвращайся обратно и переночуешь у нас. Какой-нибудь ужин для юного странника найдется. А теперь пойдем. Покажу, скорее, направление, чем дорогу.

Мы дошли до края построек, и Григорий стал показывать рукой:

— Так вот пойдешь. Потом вдоль леса. Как закончится поляна, сворачивай резко влево. Там много троп копытные натоптали, все они ведут к воде. Расстояние не больше трех-четырех километров от этой поляны. Выбери любую, пошире только, и по ней ступай. Как в берег упрешься, начинай смотреть по сторонам. У него там тропа была от воды к избе, напротив нее лодка долбленая в прошлый раз была привязана, ее издалека можно увидеть, — продолжал напутствовать монах, сильно жестикулируя руками. — В том месте, где сам выйдешь, на берегу метку для себя оставь. Если его на месте не будет, ты сможешь по ней обратно на нужную тропу выйти, не заплутаешь.

Мы попрощались и пошли каждый в свою сторону.

Широкую тропинку я нашел достаточно быстро. Удивило разнообразие оставленных на ней звериных следов и ни одного человеческого, такого привычного для городского жителя. Идти без ноши было легко, и через полчаса быстрого шага я оказался на берегу. Захватив из леса несколько палок, я воткнул их в землю, как научил монах, соорудив подобие треугольника напротив места моего выхода из леса. Убедившись в прочности конструкции, я двинулся вдоль берега в поисках лодки, служившей важным ориентиром. Но не успел я пройти и сотню шагов, как невероятное, странное чувство накрыло меня: казалось, что я не иду, а просто перемещаюсь в пространстве, с одного места на другое. Я перестал слышать звуки вокруг: ни ветра, ни птиц, ни волн. Только мои внутренние ощущения нереальности происходящего. Это было место из моего детского сна! Хоть и события тогда происходили зимой, но не узнать его я не мог. Мне знакомы здесь каждый камень, каждое дерево, поворот выпирающего берега и крутизна каменистого склона. Уже представляю, где находится тропа, и иду к ней, переживая только за то, что сердце может не выдержать бешеного, все нарастающего ритма и я не узнаю, кто ждет меня наверху. Кто он, тот, что всегда стоял ко мне спиной? И по тропинке я почти взлетал, перепрыгивая через редкие ступеньки, наполненный до предела будоражащими меня чувствами. Ближе, ближе… и вот я уже вижу знакомый силуэт. И человек, услышав мое приближение, оглядывается. Удивление на его лице через несколько секунд сменяется мягкой, душевной улыбкой. И я слышу вопрос, заданный мне до боли знакомым, хотя теперь и слегка хрипловатым голосом.

— Пришел наконец?

Понимаю, что вопрос ко мне, но произнести в ответ хотя бы слово выше моих сил. Никак не могу вспомнить, где я видел этого человека раньше. Черты лица, разрез глаз, скулы и небольшой шрам на правой брови почти у переносицы. Стою, а хочется упасть. Теперь я знаю, кто он, ошибки быть не может. Все плывет перед глазами, холод по спине, передо мной — я сам. Да, старый, да, с лохматой бородой, весь в морщинах. Стою, смотрю и боюсь пошевелиться. Страх растекается по всему телу, превращая меня в каменного истукана. Смотрю на все широко раскрытыми глазами, а поверить и, главное, осознать не могу.

Видя мое оцепенение, старый я (лучше аналогии в тот момент я не нашел) снова заговорил:

— Не стой столбом, присядь. — И указал на лавку. — Хоть я и удивлен не меньше тебя, но всегда знал, что это произойдет здесь, другого места встречи быть не может. Садись, говорю, не стой, — повторил он, но более настойчивым голосом. — Голоден?

Обычный тон разговора вывел меня из ступора. И я, мотнув головой в знак согласия, сел на деревянную лавку возле стола. Буквально через несколько минут на столе появились кувшин с напитком странного зелено-желтого цвета, большая лепешка и деревянная тарелка, полная каши. Принеся все это, Гавриил, называть его другим именем мозг отказывался наотрез, сел напротив и тоже стал накладывать себе кашу из большой миски. Вкуснее каши я не пробовал никогда. Лепешка, на мой вкус, была пресноватой, и я стал запивать ее напитком из кувшина. Горячо. Обжигаю губы и язык. Мед и имбирь. Тягучий и терпкий. С каждым глотком пить хочется все больше и больше. Напиток сильно ударяет в голову. Но через несколько секунд она проясняется, как будто на нее вылили ушат холодной воды. Мысли ясны, а по телу плавно растекается тепло. Через минуту я уже чувствовал, что от усталости трудного перехода нет и следа. Немного перекусив, Гавриил продолжил, но уже более спокойным голосом: