(Другая) жизнь Веры

Отпуск тянулся уныло. Без Веры.

Мама пыталась пристроить ему рафинированную Юлю, эту бледную анемичную девицу. Он даже в ее сторону смотреть не хотел.

Но вот теперь мамы не стало.

Горький комок моментально встрял в горле, придушив дыхание, заглушив его мысли. Страдание жесткой когтистой лапой требовательно сжало его молодое сердце, и ему стало трудно дышать.

Словно тысячи тонких иголок в одно мгновение пронзили его сердце, вызывая слишком неуемную боль.

Мамы не стало…

Кто бы мог подумать, что тетя Люда окажется такой ревнивицей и убьет свою лучшую подругу? Никогда не замечал Антон, что тетя Люда как-то неровно дышит к его отчиму. Но так авторитетно заявил Пиндилов, их участковый. Назвал это убийством на почве ревности. Или страсти. Но Антон еще хотел разобраться с этими мотивациями. Не верилось ему, что это Люда виновата.

Люда притащила со своим хахалем эту отравленную смертельной дозой азалептина бутылку. Мама выпила совсем немного, похвалила еще. И больше ее не было.

Тот, кто подсыпал азалептин в бутылку, а Антон сомневался, что все-таки это была Люда, точно знал, что алкоголь ни в коем случае нельзя сочетать с этим лекарственным препаратом. И этот некто точно рассчитал смертельную дозу. Действие психотропного аппарата сработало аналогично всем известному клофелину.

В своей другой жизни Вера не попала на день рождении Ларисы, мамы Антона. Поэтому девушка не имела возможности сообщить Людмиле об интрижке ее ухажера Виктора с деревенской Марией. Дальше цепочки взаимосвязанных событий, катализатором которых было сообщение Веры, не произошло.

Людмила просто осталась стоять на террасе в ожидании, когда найдется Виктор. И осталась жива.

Она не пошла с ревнивым сердцем в дом и не выпила за один присест в горестных мыслях все вино из бутылки, первой попавшейся ей на глаза. Из бутылки, ею же подаренной имениннице. Что это было за вино, она не разглядела затуманенными влажной пеленой глазами. Вкуса вина она тоже не почувствовала.

По случайности или нет это оказалась бутылка эксклюзивного вина со смертельной дозой азалептина.

Но всего этого не произошло, потому что Веры на дне рождения Ларисы не было.

Все произошло иначе.

Через некоторое время вино пила та, кому его подарили. Муж Ларисы ревностно оберегал бутылку от своих и чужих поползновений. И эксклюзива в скором времени испробовала уже не Людмила, а та, которой оно, скорее всего, и предназначалось изначально. Лариса.

Антон молча созерцал пустоту, разливавшуюся по его телу.

И в этот момент дверь кафе открылась и в нее впорхнула рыжеволосая птичка. Он даже не узнал ее сначала. От его Веры остался только тонкий силуэт гибкого стана.

Пауза в груди: его сердце на мгновение затихло. А потом, сбившееся с привычного ритма, начало громко стучаться о грудную клетку.

Она сильно изменилась. Он даже не знал, в лучшую ли сторону. Он не готов был увидеть ее …. такой. Память бережно хранила совсем другой образ.

На ней был очень дорогой, приглушенного оливкового цвета костюм из тонкого кашемира с узкой юбкой чуть пониже колен, очерчивающей линию изящного бедра. Невероятно дорогие туфли на высокой шпильке, дорогая изящная сумка. По роду своей деятельности он сталкивался с разными людьми, и по одному взгляду мог определить дорогостоящий внешний вид. Здесь все было ооочень дорого. Его царапнула беспощадная мысль, что начальник отдела вряд ли сможет позволить себе столь эксклюзивные вещи.

Вера, обводя взглядом кафе в поисках Антона, провела рукой по волосам. На запястье ослепительными, разбегающимися во все стороны искорками сверкнул бриллиантовый браслет.

Антон не заметил, как перестал дышать. Сердце сковало ледяным щемящим оскалом. Он понял, что опоздал.

На зарплату начальника пусть даже самого большого отдела, пусть даже в самой крупной компании мира, нельзя купить такой дорогой браслет. Это совершенно другой уровень доходов.

Увидев Антона, Вера, улыбаясь яркой солнечной улыбкой на красивых губах, энергично направилась к его столику. Восхитительно покачивались в такт ее движениям гладкие волосы, ровной линией, как у царицы Клеопатры, касавшиеся плеч.

«Видимо, сделала укладку у стилиста. В обычном состоянии волосы у нее пушистые и волнистые», – с горечью подумал Антон.

И потом этот цвет волос. Прическа. Совсем другие. Не его Веры. От его Веры осталась только родинка на щечке, которую он всегда так любил. Уныние охватило его сердце. Не его Вера. Не его.

Она подошла, наклонилась и чмокнула друга в щеку, обволакивая его таким знакомым и до боли родным запахом, теперь почти утонувшем в запахе дорогого парфюма. Он почувствовал, что его накрыло. Ему захотелось обхватить Веру за талию, вплотную прижать к себе и никуда не отпускать. Но он остался сидеть на месте, давя в себе страстные порывы. Боясь вызвать в ней испуг своим эмоциональным поведением, ему не свойственном.

– Привет, – проворковала сладким голосом, с легкой знакомой дрожащей низкой ноткой, безотказно действующей не только на его сердце, но и на другое мужское сердце тоже.