Как это случилось, что весь потолок покрыт снежной шубой, мокрая известка стен подернута наледью, по углам комнаты от сырости прямо на глазах идут трещины, влага проступает из всех щелей и замерзает. Бог с ней, с расческой, я еще крепче прижимаю Иду к себе, я не знаю, какое сейчас время года, но, даже если зима, нужно убедиться в этом, не так ли? Вдруг я повредилась умом?
Страх шевелится внутри меня, когда я иду от дивана к окну, демонстрирующему сонный летний день, вижу дымку тумана вдали и дрожащие, желеобразные предметы во власти зноя. И не лето сейчас все-таки,
Схватив с подоконника старый, дребезжащий стационарный телефон, я накручиваю нужные цифры на диске, цифры, которые помню лучше, чем «Отче наш», говорю в трубку:
– Помогите мне, пожалуйста, помогите, у меня здесь снег валит, все заледенело полностью – от пола до потолка, мне страшно, я опасаюсь, что мы с Идой замерзнем… Понимаете, я не представляю, как такое возможно и что в таком случае у вас происходит, может быть, вы что-то размораживаете?
– Довольно! Хватит врать! Снег у нее идет… – сердито кричит трубка, и я узнаю голос Константина Аркадьича, соседа по дому, в котором жила двенадцать лет назад.
Сосед был язвителен, склочен и умер от перитонита. Мне всегда попадаются не вполне здоровые соседи. Я привыкла, ну почти. Но снега в комнате быть не должно. И ангелочков тоже. Одного из них я передарила Тимофеевой на День матери, а у второго при случайном падении отломилось крыло и откололось полголовы.
Ида удивленно смотрит по сторонам, на усиливающуюся вьюгу под потолком, на рыжеватые ссадины на стенах. Кажется, она готова расплакаться. Я подхожу к ней и просыпаюсь. Приснится же такое.
21
Мама, мы собираемся пожениться.
Это такие жестокие игры, мама, и ваш сын нас всех обыграл.
Взвизгнула чайная ложечка (серебро, 84-я проба, клеймо мастера), выпущенная отцом на блюдце (чайный сервиз на шесть пар, завод Гарднера, около 1890 года), мамино лицо исказила нервная судорога, Женя неподвижно стоит в проеме двери, пути отступления закрыты, что-о-о?
– Вино… вы какое предпочитаете… красное? белое? сухое? Надо было шампанское… – бормочет отец, неспешно поднимаясь из-за стола и крякая винтажной табуреткой.
Жалобно пищит распахнутая дверца холодильника. Отец озадаченно смотрит в его утробу. Где-то сверху, у соседей, душераздирающе скрипят половицы.
– Значит, вчера ты говорил мне, что вы просто дружите, а сегодня выкидываешь коленца… Я не понимаю, у вас будет ребенок?
– Обязательно. У нас обязательно будет ребенок. Немного погодя. Сначала свадьба, потом положенный срок, я думаю, мамуля, долго ждать не придется…
Встать бы сейчас из-за стола (массив дуба, хорошая сохранность, конец XIX века) резво и игриво, упорхнуть с улыбкой, только ноги будто сургучом к полу припечатаны, она лишь беспомощно ерзает, пригвожденная к полу, прижатая к стенке, чувствуя себя незадачливым посетителем музея во время смены экспозиции, а я вам помогу, идемте-ка со мной в гостиную, я покажу вам своих гуппи, дадим матери опомниться, Женька притащил однажды золотую рыбку, представляете, хотел сделать мне сюрприз, он вообще… кхм, мастер на сюрпризы, а ведь золотые – совершенно несовместимы, понимаете, так себе сюрприз получился…
– …ее родители, из какой она семьи… зачем тебе, такому молодому, умному… и потом, какие перспективы… невиданный мезальянс… – Послушай, мама, я прошу тебя… – Это все твои глупости, какие-то неразумные шалости, ты в могилу меня сведешь раньше времени… – Прошу тебя, не нервничай так, все будет хорошо… – Если бы это выкинул мой племянник… с моей сестры станется, ее сын вполне на такое способен, но ты… она… ей нужна только твоя квартира, помяни мое слово… – МАМА!.. – НУ ЧТО – МАМА, ЕСЛИ ТЫ СПЯТИЛ!
Громко хлопнула дверь. Гуппи равнодушно и заторможенно передислоцировались, раскачивая миниатюрные водоросли.
– Нужно было как-то подготовить… Вы уж извините… Понимаете, мать. Нервы. Извините… АНЯ! Так нельзя, Аня…
Дверь хлопнула снова.
Женя, по своему обыкновению, подошел со спины и закрыл собой свет. Рыбы замерли, встревоженно затаились, она отпрянула от аквариума, он ухватился за ее рукав.
– Не надо меня провожать.
– Я не отпущу тебя. Одну.
– Ты – абсолютный безумец. А если бы она согласилась?
– Она согласится. Поженимся в августе, да?
47
После войны немцы бросали на Эльбе грузовые баржи с НЗ, но, когда начались мародерства, не всем достались мясные консервы и провиант. Однажды кто-то заполучил мешок, битком набитый ботинками на левую ногу. Такой никчемный сюрприз.
Насколько бесполезна моя жизнь, я понимаю всякий раз, когда захожу в комнату. Стою на пороге пустыни-гостиной, и у меня падает сердце. Вижу себя со стороны и длинную череду дней на одно лицо, отражающихся в гигантском зеркале.
В таких случаях советуют спасаться работой, но тогда это должна быть другая работа. Не с этими людьми, не с их дежурной скорбью, праздным весельем, бессмысленной болтовней, к тому же моя профессия не предполагает скорби, и горестям в ней нет места.