Другие. Режиссеры и их спектакли

Ее театр живет в бывшем кинотеатре, но давно стал похож и на дом, и на свою хозяйку. На стенах – фотографии ее любимых (Визбор, Окуджава, Енгибаров…). На полках – книжки, цветы, старинные игрушки. Есть даже «памятник», крошечный, Ежику в тумане – подарок-шутка от Юрия Норштейна. Но это все в фойе, а помещение для игры – черно-белое, рабочее, «голое». Похожее на то, что у «фоменок». (Кстати, Петра Фоменко, как зрителя, я первым и встретила на этой «Антигоне».) Вместо сцены – дощатый пол. Вместо задника – совсем неантичные колонны, наследство, доставшееся от кинотеатра. Железная витая лестница на второй этаж, справа от зрителя кирпичная стенка, белая. Минималистская сценография Алены Романовой одушевляет все это вместе по принципу «бедного театра». На античность можно ведь только намекнуть? Посреди сцены – груда камней, на них античный проволочный торс. Не белоснежный брутальный мраморный антик, а только росчерк, эхо, каркас. Все, что осталось от бедного Полиника. Между колоннами, на уровне второго этажа, маркизой натянута мелкая сетка. Когда на эту металлическую «паутину» падает свет, сквозь нее магически проступает фрагмент древнего барельефа. За «паутиной» обитают герои и боги. Туда же отправится умирать Антигона.

Идея режиссера Олега Кудряшова понятна – Камбурова одна играет все роли. Текст сокращен до самых «идейных» монологов и уплотнен до предела экзистенциального спора. А смонтирован так, чтобы Камбурова успевала, уйдя за колонну Антигоной, явиться обратно Креонтом, исчезнув в полутьме Креонтом, тут же вернуться Стражником, или сестрой Антигоны Исменой, или женихом Антигоны Гемоном. Перевоплощения в привычном смысле тут нет. Всякий раз перед нами Камбурова, Елена, в черном хитоне из грубой ткани. Только чуть-чуть меняется жест и тембр, а белый шарф всякий раз повязан иначе, это знак перехода от роли к роли.

По спектаклю зрителя ведет Голос. Камбурова играет, немного выпевая. По-русски как по-гречески. Играет старый известный перевод С. Шервинского, играет небытово, а временами даже вызывающе архаично. Но выглядит и звучит все это, на удивление, современно. Этот Софокл задуман по-брехтовски. И с музыкой Александра Марченко, написанной специально к спектаклю, стасимы (песни Хора, комментарий сюжета) кажутся зонгами.

Камбурова играет все роли, но это не моноспектакль. «Спектакль-дуэт» – подчеркнуто в программке. Антагонисты – Она и Он (Мохамед абдель Фаттах), актриса и человек из толпы, или из зала. Она существует внутри трагедии, Он – вне. Она – погружаясь, Он – поначалу отмахиваясь. В Ней бьются насмерть Антигона с Креонтом. В Нем любопытство борется с равнодушием – к сильным чувствам, к «седой старине». Красивый, веселый, конечно, насмешливый, Он пытается пересказать «Антигону» попроще – чтоб было понятно всем. Уже готов, пожав плечами, повторить вслед за Гамлетом: «Что им Гекуба?» Но неожиданно втягивается в спор, входит в сюжет, перехватывает реплики у партнерши и наконец в финале даже говорит от имени Гемона, теряющего свою Антигону.

Мелькают в спектакле и кадры из фильма Н. Рашеева «Театр неизвестного актера», того самого, где Камбурова играла Антигону. Вернее, современную молодую актрису, играющую Антигону. При свете факелов, на фоне массивных каменных плит, в паре с Михаилом Козаковым – Креонтом это и сейчас впечатляет. Но фокус цитаты в другом. Когда камера отъезжает, мы видим зрителей того спектакля. На фоне заводских корпусов, дымящих труб, посреди пыльной дороги стоит грубый театральный помост, а перед ним – не патриции и не плебеи, простые бабы в платочках, дети, небритые мужики-работяги в кепках. Провинциальный театр играет «на выезде». Казалось бы, что им Гекуба? И тем, и этим, по обе стороны рампы. Но грубые лица так сосредоточены, а глаза смотрят с таким состраданием.

Самое удивительное, что и тридцать лет спустя в голосе Антигоны – Камбуровой все та же правота и тот же покой. Только легкое недоумение: я просто исполняю закон, почему вы этого не понимаете? Не случайно она выбирает Софокла, а не Ануя. Конфликт возвращен в античность, там божеский закон всегда стоял выше закона, придуманного на земле, чтобы стать вровень с небом.

В финале Камбурова поет. И поет по-гречески. И звуки этого песнопения прекрасны. А где-то там, наверху угадывается лицо ее Антигоны, по приказу Креонта заживо замурованной в камень. Проступающее сквозь белый полог и металлическую «паутину», это лицо кажется частью древнего барельефа. Антигона возвращается к богам и героям.

С такой «Антигоной», пожалуй, рифмуется Бродский: