Другое Место. Рассказы

Она как раз появилась в сопровождении лакея, который нес поднос с напитками. Она протянула руки, приглашая Марка на танец; после минутной заминки, поскольку вальс он не танцевал довольно давно, Марк подхватил ее, и они закружились по зале. У нее были черные волосы, она раскраснелась, вся пылала, объятая внутренним волнением, любовной страстью или тайными мечтами о славе. О ней, после ознакомления с их семейным памятником в часовне, Марк знал лишь то, что она умерла — точнее, умрет — в 1923 году от долгой, тяжелой болезни, с которой стойко боролась, а заразилась она, когда была сестрой милосердия в Сербии. Не так-то это просто — танцевать с пылающим страстью созданием, которое уже вскоре, после тяжелой болезни, с которой будет стойко бороться, превратится в три строки, выбитые на мраморе часовни…

— Вы, по-моему, терпеть не можете танцевать, — сказала она ему.

— Что, я совсем ни на что не гожусь? — спросил он, и тут ему пришлось сделать усилие, чтобы попасть в такт.

— Нет-нет, вовсе нет, вы, кстати, довольно милый. Вы ритмично танцуете, так почти никто не умеет. Нет, просто у вас такое выражение на лице… что-то такое в ваших глазах.

«Пам-пам-та-да-дам-та-да-дам», — вовсю старался капитан Уотерхауз, радостно наигрывая «Голубой вальс». И все вокруг кружились, вертелись, изо всех сил кружились, совсем как время кружило вне пределов времени, или безвестных измерений, или планет и звезд.

— Мне уже говорили про глаза сегодня… Дороти Буллер сказала, — он улыбнулся, заглядывая в огненную тьму глаз Мод.

— Ну, это нечестно со стороны Дороти! — воскликнула Мод. — Надо мне было ее предупредить, а то вечно она всем все рассказывает. Только правда, мистер Денбау, у вас глаза в самом деле какие-то странные, тревожные. Рональд так нам ничего толком и не объяснил — он никогда ничего не объясняет. Вы что, чуть не утонули?

— Не знаю точно, — произнес он, стараясь не наговорить ничего лишнего. — Может, и так.

— Если так, тогда понятно, откуда это в вас, — сказала она серьезно. — Будто вы такое видели, что никому из нас неведомо.

— О, я видел… видел… видел… — И он все кружил и кружил ее, все быстрее и быстрее, — такое… такое… такое… видел… что не знал бы… как про это… про все… рассказать…

— Ах! — воскликнула она, совершенно задохнувшись. — Как мне… все это нравится… А вам?..

Капитан Уотерхаус решил, что ему пора что-нибудь выпить, и танцоры остались в зале, неуверенно прохаживаясь и ожидая, когда же снова заиграет музыка. Тут Марк и заметил эту девушку, стоявшую у дверей. Она выглядела странно, и он тут же понял, что за столом сегодня вечером ее не было и что, по-видимому, она только что спустилась сверху. Она была худа и болезненна; платье на ней висело, а волосы она причесала кое-как.

— А что вон та девушка, — сказал Марк, — это не про нее ли мне говорила миссис Буллер?.. Энн как-ее-там… которая пришла не по тому адресу.

— Наверное, — сказала Мод. — Бедняжка… странный у нее вид, правда? Все так перепуталось. Моя сестра Мюриэль все про нее знает, а я нет. Она англичанка, только что вернулась из Франции; какие-то люди, которых она встретила в Париже, пригласили ее остановиться у них в доме, и она решила, что это здесь. Должно быть, это Ферреры из поместья Уинбоун — они постоянно ездят в Париж, и Мюриэль уже, кажется, послала им записку об этой девушке. Представляете: приехала не туда, багаж не нашла, попала в грозу, чуть не утонула — вот бедняжка! Она не хотела спускаться к ужину, и ей послали поднос наверх, но теперь, надо думать, решила, что одной все же скучно. Правда, на ее месте я бы точно осталась наверху. Она выглядит такой потерянной, такой не от мира сего, правда? Вы бы подошли к ней, спросили, может ей хочется чего-нибудь выпить? И вообще — поухаживайте за ней. Хорошо?

— Что ж, я сам потерялся и заплутал, — сказал Марк, — а значит, на большее не способен.

— Да, мы с Дороти вот что еще приметили, — добавила Мод, улыбнувшись, ему, — вы как-то странно говорите… у нас тут никто так не выражается.

Когда он подходил к странной девушке, она лишь мельком взглянула на него и отвела глаза.

— Ах, спасибо, конечно же, хочу! — воскликнула она, будто подражая писклявым, высоким голосам здешних девушек. — Пожалуй, немного лимонаду со льдом… или что-нибудь столь же невинное. Может, я с вами подойду туда, взгляну, что там предлагают?

Когда они подошли к подносу с напитками, она спросила, не глядя на него:

— А вы сами что будете? Как вас зовут?

— Марк Денбау. А вы и есть Энн… как-то-там… да?

— Да, Энн… — и замолчала на полуслове, будто передумала и не захотела сообщать свою фамилию.

— Мне немного виски, — сказал он твердо.

Пока лакей наполнял бокал лимонадом для Энн, Марк сам налил себе самую большую порцию виски с содовой, какую когда-либо видел. И не от жадности или с отчаяния; просто стаканы были так велики, что порция неизбежно получалась огромная. Кстати, виски оказался на славу. Он, правда, приметил, что из мужчин мало кто его пьет, они больше спрашивали бренди с содовой. А девицы потягивали разные прохладительные напитки.