И ту же — мгновенно — Тег оказался внутри некоего пузыря, ощущая при этом себя стрелой, исполнявшей чужую волю. Пузырь двинулся к Храму.
И ничегошеньки не мог он поделать: было знание, но не было сил предотвратить неизбежное. Он мог только аккумулировать враждебную всей его сути энергию пузыря, направляя её в одну точку. Энергию разрушения. Энергию хаоса. Энергию небытия.
«А ведь я ангела видел… Свет. Он сейчас на Земле. Интересно, в кого он вселился? А ведь, если бы у меня было тело, он бы мог и в него войти. Чтобы стать… кем? И для чего? Но где же ты, моё тело?»
В первый раз он подумал об этом не отвлеченно, но щемяще-страстно. И безнадежно, как перед гибелью.
Внезапно, словно откликаясь на посыл, дрогнули какие-то пласты пространства, закружилось время… и Тег
Но здесь, в двух незримо связанных пластах мироздания, между Тегом и
Стрела начала раскаляться. Связь между сущностью Тега и
Наступило шаткое равновесие. Стрела дрожала, готовая к рывку. Дрожал и пузырь в бессильном ожидании. «Я больше так не могу», — взвыл Тег. И, как и при встрече с ангелом, едва не ставшей для него роковой, неистово взмолил: «Помоги же мне, Господи!»
И вспыхнули искры, те, которые пролились на Тега из радужного ангельского дождя. Стрела, сделавшись под действием такого катализатора нестерпимо белой, рванула вперёд, прорвав пузырь. Мост между мирами растворился в потоке этого движения, исчез, и уже ни что более не отвлекало стрелу от цели. Призрачные границы дрогнули, и Храм принял в себя Тега.
В отчаянном стремлении не отстать от своего проводника, шакалы угодили в зыбкую размытость пространства и времени, обволакивавшую храм, сами стали зыбкими, размытыми и исчезли…
Рассказ семнадцатый. Проделки чёрной дыры
— Узнаёте, профессор?
Максим-ангел держал перед глазами Антона Григорьевича яйцеобразную штуковину. Тот после припадка безудержного смеха выглядел безразличным ко всему, грива на голове всклокочена от постоянного запускания в неё рук, пытавшихся зацепиться хоть за что-то реальное, хоть за свои волосы.
Однако при виде штуковины Антон Григорьевич вздрогнул и выговорил довольно эмоционально:
— Это же… Откуда это у тебя, а? Украл, украл…
Он судорожно начал шарить по карманам и, наконец, достал в точности такой же яйцеобразный предмет, за небольшим исключением: тот, что находился в руке у Максима, отливал бирюзой, а экземпляр ученого отсвечивал розовым.
При виде второго артефакта Максим удовлетворенно кивнул:
— Хорошо, что он с вами. Теперь мы можем удвоить усилия.
— Постойте-ка, постойте… — забормотал ученый. — Откуда это у вас? А, кажется, понимаю! Осталось после исчезновения жены и дочки?
Ангел кивнул.
— Лежало на туалетном столике жены, среди прочих безделушек, и… сияло, знаете ли, неземным каким-то сиянием. Я никогда до этого не видел ничего подобного. Помнится, подумал ещё: «Почему Юля никогда раньше не показывала мне это чудо?» Конечно, тогда я ничего не знал о его происхождении.
— А теперь? После того, как ты… вы… черт, даже выговорить не могу! — простонал Антон Григорьевич.
— Ну-ну, профессор, не выражайтесь, — укоризненно покачал головой ангел. — Берегите в себе первозданную энергию, она вам скоро о-очень пригодится. А что касается этих двух подобий… Думаю, теперь и вы имеете право хотя бы отдаленно представлять, что это такое.
Максим помолчал, потом довольно сухо принялся вбивать очередные гвозди в крышку гроба былого мировоззрения ученого:
— Это кристаллы из сердца Вселенной. Первозданной Вселенной. Из сердца Бога. Они заключают в себе энергию, способную осуществлять переход между мирами. На Земле они момента основания планеты, и уже тысячи лет избранные люди находят их, чтобы обрести мудрость и святость. Но впервые в истории человечества дело дошло до того, что понадобилось прямое вмешательство хранителей.
— Это ещё кто? — с несчастным видом осведомился Антон Григорьевич.