Другой

— У нас осталось мало времени, профессор. Впрочем, я почти закончил. Во время последовательных инициаций душа покидает тело, затем возвращается. Сначала она… м-м-м… учится летать, преодолевать препятствия, осознавать свою новую сущность. Последняя инициация происходит в потустороннем мире, одновременно для всех избранных душ. Сейчас они находятся там, в едином времени и пространстве, и хранители готовы закончить обряд. Но души по его окончанию уже не смогут вернуться на Землю и оказаться в своих телах. Как я говорил, черная дыра провернула фокус, и тела находятся в созданном ей параллельном мире… или вселенной, как вам больше нравится. Помните, как начала исчезать ваша дочь? Не смотря на то, что вы забрали у неё кристалл, инициации продолжались, остановить их уже было нельзя. Когда душа Маши покидала тело, его забирала черная дыра, пользуясь пространственно-временным изломом. Сначала это не было критичным, энергии души хватало, чтобы вернуть тело в земной мир, потому как и сама душа, собственно, ещё и не покидала его. То же самое происходило и с моими близкими: они пропадали, но потом возвращались. Теперь положение дел иное, совсем иное. Я вам объясняю суть на пальцах, уж не обессудьте, профессор. Последняя инициация должна быть проведена в любом случае: ждать более нельзя, возможности хранителей не безграничны. Понимаете теперь? Чёрная дыра может завладеть телами и душами избранных, и… тогда случится непоправимое. Понимаете, профессор, почему вам обязательно надо отправиться… туда?

— Чтобы… создать мост между мирами? — простонал Антон Григорьевич. — Бред, бред! — Ученым овладела внезапная решимость, глаза засверкали. — Я отказываюсь во всё это верить и уж тем более отказываюсь в этом участвовать. Что там насчет свободной воли, а, батенька?

В свою очередь, глаза ангела сузились, и впервые за время этого не простого разговора, он, кажется, разозлился.

— Бог, конечно, любит людей, но не настолько, чтобы позволить им вытворять вообще всё, что заблагорассудится. Тот, кто не ведает о своем предопределении, может многое изменить. Собственно это и называется «свободной волей». Но вы-то уже знаете, что вам надлежит исполнить, и знаете из уст вестника Божьего. И времени у нас действительно осталось очень мало.

Ангельский взгляд жёг учёного насквозь, сердце, казалось, готово было исторгнуться лавой.

— Вы сотворили машину для энергетического перехода в потусторонний мир. Информация об изобретении находится в поле чёрной дыры, и она может использовать вас — именно вас, профессор, или вам подобных! — для прямого проникновения на землю. Так что мы обязательно должны выиграть это сражение. Землю могут спасти только святые.

Тут Антон Григорьевич вспомнил, как с экрана, совсем недавно, в этой лаборатории, ему кто-то подмигивал… да не кто-то, это был он сам! сам!! Что, до него уже добрались… оттуда? Вспышка решимости безвозвратно улетучилась, Антон Григорьевичи вцепился руками в волосы, замычал, застонал:

— Но я-то не святой! Я… боюсь, боюсь! Что вы со мной делаете?

— Ваше тело и половинка вашей души оправятся в параллельный мир. — Ангел заговорил сухо, делово. — За другой половинкой здесь присмотрю я. Вы не останетесь один, профессор. Как только мост будет наведен, я вытащу вас оттуда. А теперь… дайте мне кристалл.

При исполнении этого приказа рука Антона Григорьевича дрожала. Тем не менее, он нашёл в себе силы задать вопрос, показывающий, несмотря ни на что, наличие в нём духа истинного учёного:

— Мой аппарат… Он пришёл в негодность. Как же…

— Аппарат нам не понадобится, — ответил ангел и ободряюще улыбнулся. — Катализатором буду я. Во мне же заложен и код параллельного мира. Просто смотрите на кристаллы. Для такого перехода их должно быть два.

— Гипноз? — прошептал Антон Григорьевич. — Так просто?

— Да, — кивнул ангел. — Просто. Если не считать того, кто я такой и какая Сила за мной стоит.

— А почему… кристаллы излучают разный свет?

— Всё несет в себе Божественное откровение. Цвет и радуга. Звук и музыка сфер. Мы ещё об этом поговорим, когда вы вернётесь.

— Постойте! — взмолился Антон Григорьевич. — Ну, скажите же мне, что вы знаете, что я непременно вернусь!

Ангел покачал головой.

— Я не знаю. Но я верю. И вы верьте. А теперь просто смотрите на кристаллы и молитесь. О чём угодно и как умеете. Молитесь, профессор.

Антон Григорьевич уставился на магические артефакты: именно уставился, испуганно и бездумно. Цвета — розовый и бирюзовый — переливались, извивались, скрещивались… Из сердца ангела начало исходить ослепительное сияние, встретилось с отсветом кристаллов и наполнило их новыми оттенками: жёлтым, пурпурным, фиолетовым. Голова Антона Григорьевича начала кружиться, и вот он уже не понимал, что с ним и где он находится. Цвета обволакивали его, проникали в мозг. Воздух вокруг задрожал от биения странных звуков. Пространство перед глазами дрогнуло, стены закружились, ему показалось, что он раздваивается, и вот… никакого Антона Григорьевича в лаборатории уже не было. Остались халат, очки, ну, и другие человеческие реквизиты этой жизни.