Другой барабанщик

Мы приближались к Нью-Марселю, проезжая мимо пустых, темнеющих полей, уже покрывшихся рядами зеленых проростков кукурузы и хлопка, и скоро въехали по мосту в Нортсайд. На улицах валялись обрывки брошенного быта: изношенная одежда, матрасы, сломанные игрушки, рамы от картин, обломки мебели, всего того, что негры не смогли унести на спине или набить в чемоданы. Нам попадалось немного людей, мы заметили бродяг, которые волокли бумажные свертки, перевязанные шпагатом или бельевыми веревками. Старик с белой косматой бородой ковылял, опираясь на клюку, вероятно, к вокзалу. На нем было мексиканское сомбреро. По краю проезжей части торопливо передвигалась одинокая женщина в кресле-каталке, держа на коленях небольшой чемоданчик. Кожа у нее была не темная, а какого-то землистого цвета, и она так выглядела, словно годами не выходила на солнечный свет.

Мы направились к вокзалу, но за три квартала поняли, что не сможем двигаться дальше, потому что дорогу перегородили полицейские штата в ковбойских шляпах и серо-синих сапогах и нью-марсельские полицейские в голубой униформе. А за блокпостом роились толпы негров всех разновидностей: светлокожие и эбеновые, высокие и низкорослые, тощие и упитанные – их были тысячи. Кое-кто пел церковные гимны и спиричуэлз, но в основном все вели себя тихо, мелкими шажками перемещаясь вперед, с задумчивыми или торжествующими лицам, зная, что их поток не остановить. Так они двигались вперед, глядя на здание вокзала или устремив взгляд вверх, на макушку белого каменного купола.

Брэдшоу нагнулся к микрофону, укрепленному слева от него:

– Клемент, мы тут выйдем! Подожди нас здесь.

– Да, сэр! – донесся из громкоговорителя металлический голос Клемента. – Я сдам назад и припаркуюсь, сэр.

– Пойдемте, мистер Уилсон, и с Божьей помощью мы получим ответы на некоторые вопросы.

Я кивнул. Мы вышли из лимузина, обогнули блокпост и тут же очутились в водовороте толпы. Нас отнесло к семье из семи человек – двое взрослых и пять детишек мал мала меньше, от десятилетнего мальчугана до грудного младенца на руках у матери. Отец уже приготовил деньги на билеты, зажав в кулаке несколько купюр. Это был очень рослый мужчина, худощавый, но жилистый, черный, как побитый непогодой телеграфный столб. У него были прямые волосы. Его жена была ростом с меня, темно-коричневая. За ними гуськом плелись дети – широко раскрыв глаза, сонные, они брели точно зомби.

– Элвуд, я устала, устала! – Девчушка лет трех обратилась к своему брату. Он был чуть старше ее.

– Мама говорит, скоро придем. Не ной!

– Но я устала.

Преподобный Брэдшоу протянул руку и тронул отца за локоть.

– Храни тебя Господь, брат. Я – преподобный Беннет Брэдшоу из ордена Черных иезуитов. Можно задать тебе пару вопросов?

Его слова удивили меня: значит, ему это тоже все было интересно.

– Элвуд, я устала!

– А ну-ка помолчи, Люсиль! А не то получишь затрещину! – Отец посмотрел на преподобного. – Да, задавайте!

– Элвуд, я устала!

Отец обратился к жене.

– Женщина, ты можешь закрыть рот этому ребенку? А вы задавайте, преподобный… Как, вы сказали, вас зовут?

– Брэдшоу. Я просто хотел узнать, куда вы направляетесь.

– Вообще-то мы едем в Бостон. У нас там знакомые живут в Роксбери.

– А по мне, так это безумие – вот так сорваться со всеми вещами и ехать на Север. И что мы там будем делать? – Жена обратилась одновременно к преподобному Брэдшоу и к мужу.

– Замолчи! Я же говорил: мы едем, потому что так будет правильно! Надо уезжать! – Муж грозно поглядел на жену.

– Именно это я бы и хотела понять! И почему ты считаешь, что это правильно и что надо уезжать? С чего тебе такое взбрело в голову?

Пока мужчина обдумывал ответ, мы продолжали медленно двигаться вперед. Я замечал группки белых по краям толпы чернокожих, они стояли, сунув руки в карманы. Они не были похожи на горожан: скорее всего приехали сюда из небольших сельских поселков. Вид у них был оторопелый, думаю, они понимали, что не силах остановить этот поток негров. А может быть, они даже боялись, что если предпримут что-то, то эта их попытка вызовет только яростный отпор молчаливой толпы, медленно текущей по улице.

Наконец наш собеседник заговорил:

– Ну, верно, я и сам не знаю, откуда у меня такие мысли взялись. Вчера я вот возвращаюсь с работы – я работаю уборщиком на городском рынке – и встречаю двоюродного брата. «Как жизнь, Хилтон?» – спрашиваю. А он мне: «Нормалек. Ты когда отчаливаешь?» – «Куда, брат?», – спрашиваю. «Как, ты ничего не слыхал?», – говорит он мне. – «Нет. А что?» – говорю. «Мужик, ты разве не в курсе, что происходит? – спрашивает он. – Мы, черные, уезжаем отсюда. Все! По всему штату люди собирают вещички и уезжают!» Знаете, я решил, что он меня разыгрывает. И я поглядел на него, поглядел, но вижу, он не шутит совсем, он серьезен, как голый, сидящий на горе бритвенных лезвий, и я ему говорю: «Слушай, Хилтон, а что вообще происходит?»