Другой дом

— Я знаю, что могу предложить, а чего не могу, — ответил Пол, — и особе, о которой мы с вами говорим, тоже все это прекрасно известно. Я ничего от нее не скрываю, и если мое положение и впрямь так безупречно, то ей это должно быть так же очевидно, как и вам. Я согласен, что я порядочный человек и что на данный момент мое дело процветает, а мои перспективы и гарантии любого рода довольно значительны. Но все эти достоинства годами доводились до нее, и ничего к этому списку нельзя добавить, не рискуя смертельно ей наскучить. Вы и моя маменька говорите, что я слишком многое принимаю за должное, но я принимаю за должное это и только это.

Это была необычайно длинная речь для нашего молодого человека, а благодаря отсутствию интонаций и невыразительным паузам она казалась еще длиннее. Она произвела явное впечатление на Розу Армиджер, глаза которой распахивались все шире по мере того, как он говорил. На лице ее читались умиление и живое сочувствие, и, когда Пол умолк, Роза продолжала смотреть на него с напряженным ожиданием, как бы побуждая говорить дальше. Но он единственно добавил:

— Я хочу сказать лишь, что, если я достаточно хорош для нее, ей осталось только принять мое предложение.

— Вы достаточно хороши для лучшей девушки в мире. Вы честны и добры, щедры и мудры, — сказала Роза с дрожью искренности в голосе.

Она смотрела на него с понимающей приязнью, свойственной умам настолько чутким, что их трогает любое проявление красоты, пусть даже самой сокровенной.

— Вы так надежны, с вами так спокойно, что любые отношения с вами — настоящий подарок, за который нужно быть благодарным.

Она осыпала его дружескими комплиментами, расхваливала, как добротный товар, говорила так, будто речь шла о каком-то совсем другом человеке.

— Источником радости и гордости для меня всегда будет то, что вы, пусть на краткий час, были моим другом!

Пол ответил на эти восторги тем, что медленно, с видимым усилием, поднялся.

— Вы думаете, мне нравится то, как вы со мной поступаете? — вдруг резко спросил он.

Таким тоном он заговорил с ней впервые, но Роза не замедлила с ответом:

— Мне нет дела до того, нравится вам это или нет! Таков мой долг и ваш долг тоже; мы оба поступаем правильно.

Он стоял перед ней, рослый, громоздкий, настоящий верзила, и продолжал говорить так, будто пропустил мимо ушей ее последние слова.

— Так странно слышать все это от вас.

— Все странно, а правда страннее всего. К тому же это вовсе не так немыслимо, как кажется. Разве вы имеете что-то против нее; разве она не красива и благонравна — прекрасно воспитана и во всех отношениях мила? Разве с тех пор, как я впервые увидела ее здесь, она не расцвела самым чудесным образом, а смерть отца не дала ей доход в три тысячи в год и возможность, с этими ее огненно-золотыми волосами, выглядеть в глубочайшем, изысканнейшем первоначальном трауре куда миловиднее, дорогой мой мальчик, чем любая другая девушка, которой когда-либо случалось или когда-нибудь случится заглянуть в любой банк Уилверли, при всем моем к ним, то есть девушкам, уважении? И разве, ежели допустить, что вы и впрямь ко мне неравнодушны, был хоть малейший шанс, что, зайди вы в своем неравнодушии слишком далеко, я не ограничилась бы тем, что выслушала вас с сочувствием, сказала «о, дорогой мой!», ласково похлопала вас по спине и тут же выставила за дверь?

Пол Бивер, как только она начала высказывать ему все это, вылез из гамака и принялся медленно бродить, огибая по кругу широко расставленные на лужайке садовые кресла, тогда как Роза, оставаясь в этом круге, поворачивалась вслед за ним, давя на него всей полнотой своей откровенности. Он остановился за одним из кресел, положив руки на его высокую спинку, и поднял на нее глаза.

— Если я и впрямь вам небезразлична, — продолжала она с теплотой в голосе, — есть прекрасный способ это продемонстрировать. Вложите в ваше предложение, обращенное к мисс Мартл, что-то такое, чему она не сможет противостоять.

— И чему же такому она не сможет противостоять? — спросил Пол ровным голосом, но при этом слегка потряхивая кресло, за спинку которого держался.

— Да вам же и не сможет, разумеется! Если только вы проявите чуть больше личного отношения, больше страстности, если по вам будет видно, что вы никогда и ничего не желали так, как желаете ее, что от нее действительно зависит ваше счастье.

Пол смотрел так, будто стремился усвоить урок, и она с возросшей уверенностью этот урок продолжила:

— Проявите нежность, задействуйте красноречие, позвольте себе пару прикосновений из тех, что попадают прямо в цель. Скажите ей, ради всего святого, те слова, что так нравятся женщинам. Всем нам они нравятся, всех нас они трогают, и вам ничего без них не добиться. И не забывайте, что главное — угодить ей.

Взгляд маленьких глазок Пола, казалось, сосредоточился на этой отдаленной цели.

— Угодить ей и угодить вам.