Другой дом

Тони вновь рассмеялся.

— Война?

— Не с вами, вас я слишком жалею.

— Тогда с кем?

Роза помедлила.

— С каждым — со всеми, кто мог бы увидеть в этой малышке — в такой крохе! — препятствие. О, я знаю, — продолжала она, — вы скажете, что я уже опоздала с такими заявлениями, напомните, что совсем недавно просили меня проводить время с Эффи, и я отказалась наотрез. С того разговора прошло всего лишь полчаса, однако из-за того, что за это время случилось, все успело перемениться.

Роза говорила совершенно спокойно, и Тони уже понял, что ей совсем не хотелось, чтобы он по ее лицу догадался, какое впечатление произвел на нее результат действий, предпринятых им под ее напором. Не нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять: последствия этого впечатления — в части ее отношения к малышке — коренятся в таких глубинах ее натуры, что путь оттуда до поверхности вряд ли может быть прост и очевиден. То, что ему придется считаться с Розой, пришло Тони в голову сразу, как только он увидел, как на другом конце лужайки сияет на солнце ее белое платье. Однако более всего он ощущал живую, безрассудную надежду, что в течение ближайшего часа — за это время Тони успел бы оглядеться и понять, чем все обернулось для него, — бесспорная сообразительность Розы поможет ей произвести некий переворот, а Тони тем временем сможет передохнуть. Эта надежда никак не решала его проблем, разве что позволяла на время о них забыть; однако с недавних пор он стал предаваться неким смутным мечтаниям, и непонятно, чего в них было больше — горечи или сладости. Тони был готов практически на что угодно, лишь бы иметь возможность отдаться этим первым робким порывам чувства, которое — каким именем его ни назови — зародилось в нем как ответ на впечатление, производимое совершенной красотой. Он пребывал в умиротворенном блаженстве и великом отчаянии, он был растерян, окрылен и взволнован, разрывался между радостью и болью от сознания, что Джин Мартл повела себя так из-за него, Тони Брима, прекрасно зная, что он не в состоянии отплатить ей тем же. Тони Брим может вообще никогда не жениться, и это ни для кого не секрет, но чтобы такое дивное создание не вышло замуж, это у Тони в голове не укладывалось. Потому он чувствовал себя в долгу перед Розой, ведь ее гордость — если ее поведение объяснялось именно гордостью — не позволяла ей опуститься до мелкой мстительности. Розе был известен его секрет — так безыскусно Тони продолжал называть причину своей тщетной просьбы, даже после того, как миссис Бивер столь беспардонно обошлась с его тайной. Теперь же, имея возможность читать эти тайные письмена в более ярком свете чужого знания, которым, к тому же, столь откровенно поделились, Роза разобралась в сути его секрета еще лучше. Тони об этом знал и не видел причин надеяться на великодушие Розы, но успокаивал себя хотя бы тем, что мог положиться на ее внушенную воспитанием сдержанность. Бедный Тони прекрасно понимал, что ему надо выработать какую-то внятную линию поведения, но напряжение его до некоторой степени уравновешивалось чувством, что и перед Розой стоит та же задача. Тони лишь слегка беспокоило, что бойкая и находчивая Роза наверняка опередит его. На что она способна, он понял в тот самый миг, когда Роза заявила о перемене своей тактики.

- То, что вы говорите, звучит прекрасно, - добродушно ответил он, - поскольку означает, что вы присоединяетесь к кругу друзей моей дочери. Я не могу без волнения думать о том, что вы были почти сестрой для ее покойной матери. И насколько мне приятно говорить вам об этом, настолько же странно слышать от вас, что якобы есть какие-то люди, чей интерес к Эффи не искренен. Чем больше у нее друзей, тем лучше… Я всех приглашаю ими стать. Единственное, о чем я их прошу, - добавил он с улыбкой, - так это не ссориться из-за нее между собой.

Роза выслушала его с почти монашеской невозмутимостью, но, когда вновь заговорила сама, по кощунственной дрожи в ее голосе он понял, каких усилий стоила ей та жертва формальностям, за которую он так малодушно принялся заранее ее благодарить.

- Очень мило с вашей стороны думать обо мне только лучшее. А кроме того, позвольте мне сказать, дорогой Тони, - и сказать со всем уважением к вашему великодушию: вы очень умно поступили, дав понять, что открыты для различных мнений. Неважно, считаете ли вы меня другом ребенка — или считаете как-то иначе. Как бы то ни было, я нахожусь здесь ради нее — и сейчас именно ради нее больше, чем когда-либо.

Взамен благодарности в голосе Тони внезапно послышались нотки раздражения.

- Конечно, дорогая Роза, вы здесь, с нами, и ваше присутствие для всех нас важно и ценно, о чем мы, уверяю вас, никогда не забываем. Но правильно ли я понимаю, что, заняв среди нас прочное место - о чем вы упомянули, - вы подумываете и о том, не придать ли вашему пребыванию здесь некий постоянный характер?