Читаем Другой класс полностью

– Дело в том, Рой, – продолжал директор, – что подобная травля может принимать различные формы. И многие любители травли часто даже не сознают, что именно их поведение пагубно воздействует на других. Кстати, травля – это далеко не всегда физическое воздействие. Оно зачастую бывает и чисто психологическим. В таких случаях оно способно нанести даже больший вред. И мы пришли к следующему выводу: все то, что заставляет ребенка чувствовать себя не в своей тарелке – будь то пинки, щипки, удары, обидные прозвища или навязывание кому-то собственных представлений, – и есть различные формы травли, с которыми необходимо бороться на всех уровнях, от учеников до преподавателей.

– Не уверен, что достаточно хорошо вас понимаю, – сказал я.

Харрингтон одарил меня своей PR-улыбкой и пояснил:

– Проще говоря, если мы хотим уменьшить число проявлений у наших мальчиков подобной паталогии, то в первую очередь должны обратить внимание на те методы воспитания, которыми пользуемся. Если на подростка кричат, если его унижают – прилюдно или в приватной обстановке, – это может стать для него опытом весьма травматичным. Впрочем, когда-то подобные методы, возможно, и считались вполне приемлемыми. Но жизнь не стоит на месте. И наши клиенты вправе ожидать, что мы проявим чуткость и будем соответствовать всем их запросам.

«Черт возьми, ну и тип! – думал я. – Да ведь он, похоже, меня во всем обвинить хочет!»

– Вряд ли мы всегда способны должным образом оценить то разрушительное воздействие, которое порой оказываем на юные души, – наконец-то набравшись мужества, вступил в разговор доктор Блейкли. Его выпуклые глаза были практически лишены ресниц, и сейчас он больше всего напоминал мне форель, попавшую в свет яркого фонаря. – Психологические травмы, вызванные публичным оскорблением и пережитым стыдом, могут оставлять огромные шрамы. Поскольку я сам это пережил и принадлежу к числу выживших, я хорошо представляю себе, какой долгий путь нам еще предстоит. Мы ведь только начинаем воплощать в жизнь некую программу, призванную выявить истинные параметры данной проблемы. Лишь после этого можно будет приступать непосредственно к устранению упомянутых трудностей.

Я даже почувствовал себя немного смущенным. Кажется, Блейкли назвал себя выжившим? Неужели и с ним в детстве случилось нечто ужасное? Или он просто хотел сказать, что прожил долгую и трудную жизнь?

– Мы все здесь можем считать себя выжившими, – уклончиво сказал я. – В том числе и мои мальчики. И я настаиваю на этом. Вообще-то вся моя преподавательская методология основана на том допущении, что, как бы сильно они – в какой-то момент, разумеется, – ни жаждали смерти, я все же ожидаю от них, что они не только выживут, но и этот учебный год переживут, и в целом будут успевать неплохо, в том числе и по латыни, хотя…

– Колин Найт не выжил, – сказал Блейкли своим бесцветным голосом.

Я, естественно, тут же умолк. Черт бы его побрал! Увлекшись ораторским искусством, я совсем забыл о Колине Найте.

– Но ведь это совсем другая история, – с трудом вымолвил я. – Черт возьми, ведь Колина Найта попросту убили!

– У нас нет никаких доказательств, что это действительно было убийство, – возразил Блейкли. – Нам известно лишь, что этот мальчик был несчастлив, что в школе его травили, что однажды он вышел из школы и с тех пор его никто никогда не видел. Мы знаем также, что никаких следов насилия так и не было обнаружено. А еще мы знаем, что мальчик – одинокий, отчаявшийся, уязвимый мальчик – чувствовал, что у него здесь, в «Сент-Освальдз», так мало поддержки, что ему придется отсюда убежать. Такое случается, мистер Стрейтли. Такое случается даже здесь. И я знаю, что это случилось уже отнюдь не впервые…

Чарли Наттер. Черт побери этого Блейкли с его рыбьими глазами! Этому человеку известны все мои уязвимые места.

Харрингтон чуть заметно усмехнулся.

– Я знаю, что вам очень нравится Аллен-Джонс…

– Это не имеет к данному случаю никакого отношения. Мой ученик пришел ко мне с жалобой. И я сделал то, что сделал бы на моем месте любой классный наставник. – У меня было такое ощущение, словно я со всех сторон осажден неприятелем.

Харрингтон вздохнул.

– Не сомневаюсь, вы сделали именно то, что сочли наилучшим. – Да ведь он явно поддерживает того говнюка! – Однако роль Маркуса в работе организации «Выжившие» весьма велика; он практически каждый день сталкивается подобными проявлениями насилия. У него чрезвычайно богатый опыт; он работал во многих школах, а также не раз беседовал с теми, кто пережил личную катастрофу и сумел выжить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Молбри

Узкая дверь
Узкая дверь

Джоанн Харрис возвращает нас в мир Сент-Освальдз и рассказывает историю Ребекки Прайс, первой женщины, ставшей директором школы. Она полна решимости свергнуть старый режим, и теперь к обучению допускаются не только мальчики, но и девочки. Но все планы рушатся, когда на территории школы во время строительных работ обнаруживаются человеческие останки. Профессор Рой Стрейтли намерен во всем разобраться, но Ребекка день за днем защищает тайны, оставленные в прошлом.Этот роман – путешествие по темным уголкам человеческого разума, где память, правда и факты тают, как миражи. Стрейтли и Ребекка отчаянно хотят скрыть часть своей жизни, но прошлое контролирует то, что мы делаем, формирует нас такими, какие мы есть в настоящем, и ничто не остается тайным.

Джоанн Харрис

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза