А еще я иногда размышлял о том, как бы все сложилось, если б я в тот вечер сходил к Гарри. Мог ли я как-то его предупредить? Или же мой визит в сложившейся ситуации нанес бы ему только вред? Теперь, конечно, этого уже не узнать. Способность мыслить ретроспективно – жестокий дар, ибо всегда пробуждается слишком поздно. И в тот вечер после ухода Эрика я занялся тем, чем всегда занимаюсь в первые дни нового года: стал готовиться к следующему триместру. Списки учеников; планы уроков; сочинения старшеклассников, которые нужно проверить. Нет, о Чарли Наттере я
А третьего января раздался тот звонок, которого я так страшился: мой отец окончательно слег. Пневмония, сказали мне доктора, но я-то знал, что дело не в этом. Отец просто сдался. Сердцем я чувствовал, что это конец; я понял это еще в тот раз, когда ездил к родителям на Рождество. Тогда я, помнится, испытал одновременно и облегчение, и чувство вины. Естественно, я сразу же поспешил в «Медоубэнк» и остался там, с отцом. Мы вместе ждали неизбежного еще целые сутки, но, что было весьма для него типично, для смерти он выбрал именно те пятнадцать минут, во время которых я выбежал, чтобы кое-что купить себе – зубную щетку, пачку «Голуаз», сэндвич, местную газету, – а когда вернулся, все было кончено, он уже остывал.
Господи, как же это на него похоже, подумал я. Как это соответствует его привычке всегда уйти незаметно, никому не причиняя затруднений, не вызывая лишнего шума; именно так он прервал и этот наш с ним последний и очень короткий контакт. Да и в течение всей нашей совместной жизни он вряд ли когда-либо ко мне прикасался, если не считать рукопожатий. И вот теперь он ушел навсегда, а я не находил в себе тех горестных чувств, которые должен был бы испытывать, – я чувствовал только глубокую усталость и невыносимую головную боль, на которую не действовали никакие таблетки.
Однако меня страшила и мысль о том, чтобы сразу вернуться домой. Я съел принесенный сэндвич (с сыром и помидорами), хотя есть мне совершенно не хотелось, и выпил чашку больничного чая, от которого загадочным образом всегда пахло рыбой. Затем я решил просмотреть только что купленную газету и узнал из нее, что на окраине Белого Города в одной из залитых водой шахт глиняного карьера найдено тело мальчика-подростка, которое, правда, еще предстоит идентифицировать…
Глава вторая
Январь 1982
Мне не хочется сейчас обсуждать это с тобой, Мышонок. Следует соблюдать хоть какие-то внешние приличия. Все-таки Новый год, время новых начинаний и новых решений. Решение первое: больше никаких игр в глиняном карьере. Этот год для меня особенно важный, как твердит мой отец, ибо мне исполняется пятнадцать и пора наконец стать взрослым. Решение второе: хватит во время обеденного перерыва тереться возле мистера Кларка. Он просто один из моих учителей, и мне он вовсе не друг. И ни черта обо мне не знает. Решение третье: надо завести себе подружку, чтобы родители перестали так бдительно за мной следить.
Я также собираюсь вырвать из дневника целых три страницы – ведь я все начинаю сызнова, а то происшествие намерен попросту выкинуть из головы. Я буду думать только о Новом годе, кататься на своем новом велосипеде и, может быть, выполню кое-что из тех заданий, которые Стрейтли дал мне на каникулы (он, похоже, уверен, что именно латынь сыграет главную роль в моей дальнейшей жизни); а еще я, наверное, схожу в кино с Голди и его подружкой – они будут миловаться, устроившись в последнем ряду, а я сяду прямо перед ними, буду жрать попкорн и притворяться, будто ничего не замечаю.
В общем, ничего особенного я от рождественских каникул не жду; все будет как обычно: по телевизору всякое дерьмо, на ужин остатки праздничного пиршества, затем празднование Нового года, рождественское представление, написание благодарственных открыток, снег, переходящий в дождь, грязное месиво на тротуарах. Да, все будет как обычно, кроме