Другой класс

– Неужели вам стало известно что-то новое насчет Чарли? – встрепенулся я. – Неужели вам удалось выяснить, куда он все-таки мог пойти?

Едва Стэкхаус услышал эти вопросы, как лицо его вновь превратилось в лишенную выражения маску.

– Боюсь, я не могу обсуждать это с вами, – сказал он. – Еще раз благодарю. Более мы вас не побеспокоим.

И я, по-моему, почти сразу почувствовал, что грядет некая новая беда. Дни между Рождеством и Новым годом всегда казались мне какими-то особенно темными и зловещими, но в тот год, когда моему отцу становилось все хуже и хуже, когда пропал один из моих учеников, зимняя тьма, разрастаясь, вздымалась надо мной, словно тень жуткого чудовища. Впрочем, для прессы исчезновение одного-единственного мальчика не стало, разумеется, темой передовых статей. Куда важнее были, например, взрывы, устроенные валлийскими националистами, или массовые разрушения, вызванные снегопадами, или постоянная угроза шахтерских забастовок. Сообщение о том, что Наттер пропал, я отыскал только на четвертой странице местной газеты; однако никакой реальной информации в распоряжении редакции не имелось, и статейка представляла собой просто набор различных слухов и спекуляций на данную тему – высказывалось, например, предположение, что ребенка могли похитить с целью выкупа или желая оказать давление на его отца-депутата, неоднократно высказывавшего вслух довольно спорные соображения относительно Северной Ирландии. Однако ни интересным собеседником, ни интересным оратором Наттер-старший, по всей видимости, не был, а также не отличался ни фотогеничностью, ни внешней привлекательностью, так что вряд ли эта тема была способна завоевать сердца читателей, и вскоре центральное место в газете заняли другие проблемы.

Других проблем хватало и у меня. Во-первых, состояние моего отца стремительно ухудшалось. А во-вторых, пришла беда и к Эрику – он жил с матерью, и у нее появились первые отчетливые признаки старческого слабоумия. Эрик, всем сердцем преданный матери, был в отчаянии и, зная, что я уже пережил нечто подобное, принялся то и дело названивать мне, стремясь обрести совет и поддержку, однако я вряд ли мог что-то особенное ему посоветовать. А после Рождества он и вовсе стал забегать ко мне каждые два-три дня. Зашел он и накануне Нового года, то есть через день после исчезновения Наттера, и вид у него был, как всегда, немного сконфуженный.

Чарли Наттера Эрик, конечно, знал, хотя этот мальчик никогда у него и не учился, и я никак не ожидал, что мой друг будет так сильно огорчен его исчезновением. Мы даже некоторое время обсуждали с ним эту тему, тщетно пытаясь понять, что могло стать причиной бегства Чарли из дома – ни Эрик, ни я не осмеливались даже предположить, что мальчик, возможно, уже мертв. Потом я случайно упомянул о своем разговоре с Гарри по поводу гомосексуальных наклонностей Наттера, и Эрик вдруг встрепенулся и спросил:

– А полицейским ты об этом говорил?

Я покачал головой.

– Нет. А что, стоило?

Он пожал плечами.

– Народ всякие истории рассказывает…

– Какие, например?

– Ну, не знаю. Об извращенцах, которые на подростков охотятся. – Эрик вытащил пачку «Голуаз» и закурил. Курить он начал недавно – в основном, по-моему, чтобы хоть немного успокоить нервы. Он порой проявлял в отношении некоторых, весьма необычных вещей прямо-таки чрезвычайную чувствительность, а болезнь матери, увеличившаяся нагрузка в конце триместра и внезапное исчезновение Наттера только усилили его постоянное внутреннее напряжение.

– А с Гарри ты уже беседовал? – спросил он.

– Нет, – сказал я. – Ты считаешь, что мне следует это сделать?

Эрик покачал головой.

– Нет. Мне кажется, тебе вообще следует держаться ото всего этого подальше. Потому что, если окажется, что мальчик мертв, они непременно начнут задавать всякие вопросы…

– Но это же просто смешно! – сказал я. – С какой стати им задавать «всякие вопросы»? Или ты думаешь, что раз Гарри – гей…

Эрик как-то очень странно на меня посмотрел – насмешливо, но одновременно и не без зависти.

– Ты всегда был кретином, Стрейтс, – сказал он, впервые, наверное, лет за двадцать воспользовавшись моим старым прозвищем. – Вечно ты ухитряешься обеими ногами вляпаться в какую-нибудь дерьмовую историю, от которой тебе следовало бы не просто держаться подальше, а бежать без оглядки.

Впоследствии я все старался понять, что же Эрик имел в виду. Неужели он считал, что во всем виноват Гарри? Неужели он, как и наш капеллан, опасался, что Гарри оказался способен совратить мальчишку?