Другой класс

Я пригласил его в дом, опасаясь, что наш разговор могут подслушать соседи, хотя Пудель говорил так тихо, что даже я с трудом мог разобрать его невнятное бормотание.

– Мне очень хотелось рассказать ему правду, – продолжал он, – он ведь всегда так мне доверял. Он часто писал мне из тюрьмы и обо всем рассказывал. Хотя видеться с ним мне не разрешали. Мне, собственно, и переписываться с ним не позволили. Отец сказал, что, если я хоть раз попытаюсь с Гарри связаться, меня «отсекут от тела церкви».

Вот так-то, Мышонок. Ты только представь себе! Разве столь бесхребетное существо могло стать личностью? Выяснилось, что старина Пудель с момента окончания процесса все это время жил дома и регулярно ложился в больницу, чтобы подлечиться. А то золотое лето накануне суда над Гарри стало для него единственным в жизни глотком свободы – если не считать тех нескольких коротких месяцев, когда он вновь вернулся в Молбри, чтобы ухаживать за умирающим Гарри. И, знаешь, я ему даже слегка позавидовал. Ведь он все-таки заполучил Гарри! Он все последнее время, до самого конца, был с ним рядом, чувствуя, что необходим ему, самому дорогому для него человеку. Но теперь Гарри умер, и Пудель считал, что мы оба должны наконец все исправить.

– Что значит «все исправить»? – спросил я. Возможно, чересчур громко, потому что Пудель вздрогнул.

Он всегда болезненно реагировал на резкие или громкие звуки. Даже в те давние времена, еще совсем мальчишкой, он всегда морщился и как-то съеживался, услышав крики или просто разговор на повышенных тонах, и всегда плакал, когда мы заставляли его топить крыс.

– Зигги, мы должны это сделать! – горячо заговорил он. – Мы в долгу перед ним. Перед Гарри. Он целых семнадцать лет прожил, окутанный облаками дурной славы. Мы просто обязаны восстановить его доброе имя.

Признаюсь, я был тронут. Давненько никто не называл меня Зигги.

– Но зачем? – спросил я. – Он ведь уже умер. Так какая ему теперь-то от этого польза?

И Пудель с полными слез глазами начал старательно объяснять мне что-то непонятное насчет праха Гарри, мистера Скунса и заупокойной службы в капелле «Сент-Освальдз». Последнее, разумеется, было полной ерундой. Руководство «Сент-Освальдз» никогда бы этого не допустило. Впрочем, и по другим причинам это было абсолютно невозможно. Ведь я теперь стал совершенно другим человеком. А те давнишние события имели отношение не ко мне, а к какому-то другому мальчику, которого сам я почти уже и не помнил. Семь лет я провел в лечебницах, чтобы избавиться от кошмарного чувства вины, испытанного в тот день. Ведь я тогда принес в жертву Гарри Кларка. И не думай, Мышонок, что сделать это мне было так уж легко.

Я и Пуделю попытался все это объяснить, но он как-то на редкость плохо соображал и невпопад ответил:

– Но ведь Гарри потерял все! Все, кроме одной-единственной вещи. Ее-то мы и можем теперь ему вернуть. Мы можем, наконец, подарить ему покой.

Покой? А как насчет моего покоя? И что будет с моей жизнью, которую я сумел выстроить для себя из обломков кораблекрушения? Я ведь сам эту жизнь создал, Мышонок. Ни мама, ни папа мне не помогали. Я все сделал сам. И получилось весьма неплохо. Теперь я богатый человек. У меня нет ни специальности, ни права занимать высокую должность, и все-таки я вполне преуспел. У меня есть деньги, а деньги люди уважают. Благодаря деньгам человек обретает в обществе вес и авторитет. И такого человека люди начинают побаиваться – ну, по крайней мере, некоторые люди. Те, кто ценит умение хранить тайну. Те, кто и сам вынужден что-то скрывать.

Я понимал, что мне так и не удастся заставить Пуделя выслушать меня до конца, и притворился, будто сам внимательно его слушаю, а когда он наконец завершил свои невнятные речи, я кивнул и сказал:

– О’кей.

Он удивленно на меня посмотрел:

– Ты это всерьез?

Господи, как же это было на него похоже!

– Ну да, – сказал я. – Я думаю, что ты, наверное, прав. И мы действительно этим займемся. Обещаю.

Его лицо прямо-таки вспыхнуло надеждой, и он стал удивительно похож на того прежнего Пуделя, с которым мы когда-то вместе учились в школе. Такое ощущение, будто я неожиданно сделал ему дорогой подарок, а не дал пинка под зад, чего он, кстати, вполне заслуживал.

– Правда? Правда? Ты обещаешь?

– Ну конечно. – Понимаешь, Мышонок, я был вынужден пообещать ему это. Мне нужно было купить себе немного времени, чтобы все как следует обдумать. – А с Джонни я поговорю. Нужно будет, чтобы и он непременно оказался на нашей стороне.

Глава пятая Ноябрь 2005

Дорогой Мышонок!

Однако поговорить с Джонни оказалось куда трудней, чем я думал. А уж связать обещанием нового директора «Сент-Освальдз» было и вовсе непросто. В телефонной книге его номера телефона не было; его мобильный был подключен к голосовой почте; а когда я позвонил в школу, то сумел поговорить только с его секретаршей. Но эта особа задавала слишком много вопросов, а сама ни на один мой вопрос так толком и не ответила.