Другой класс

Я не особенно люблю всяких домашних питомцев. И потом, этот кролик снова напомнил мне о несчастном Ньюмене и его ушастых любимцах, которых он же и обнаружил мертвыми в открытом загоне, когда пришел покормить их салатом и морковной ботвой…

– Это была лисица. Бедный мальчик! – сказала вдруг моя мать.

Я ошарашенно на нее глянул.

– Что ты сказала? – Я ведь даже не упоминал при ней ни о Ньюмене, ни о мертвых кроликах.

– Да-да, так мы ему и сказали. Что это была лисица. Но ведь тогда война шла. Вот и приходилось как-то выживать. Я объяснила ему, что кроликов, должно быть, лиса утащила. – И мама улыбнулась мне своей милой, но весьма своеобразной улыбкой. – А пирог с крольчатиной мальчик так любил! Он сам мне об этом не раз говорил.

– Мама!

Память – странная вещь. Вот и я теперь, похоже, куда лучше помню годы своего раннего детства, чем события вчерашнего дня. Я, например, отлично помню тот маленький домик, где я родился, и квадрат утоптанной земли на заднем дворе, и кроличий загон, где почему-то пахло печеньем. А теперь я и позабыл совсем, что у меня тоже когда-то были свои четвероногие любимцы. Впрочем, после материных слов воспоминания об этом вдруг нахлынули на меня, словно поток свежего воздуха из распахнутого настежь окна…

– Бедный малыш, – снова заговорила моя мать. – Он все плакал, плакал и никак не мог успокоиться. Вы уж не рассказывайте ему, хорошо?

– Хорошо, мама. Я ничего ему не скажу.

– Вот, можете пока погладить этого кролика. Возьмите его, возьмите.

– Нет, мама, спасибо. Пусть лучше он останется у тебя.

Это был последний наш с ней разговор. Во всяком случае, мама в последний раз сказала мне нечто, имеющее смысл. А вскоре после этого умер мой отец, и мама совершенно перестала реагировать на что бы то ни было, даже на своих любимых зверьков. Но в тот праздничный день она казалась почти веселой в своей серебряной короне; улыбка не сходила с ее лица, и она все суетилась, все ласкала того толстого кролика. Я тоже напялил блестящую корону и метался между отцом и матерью, чувствуя себя Алисой на безумном чаепитии в домике Шляпника[91], заботливо подливая им пунш или нарезая на мелкие кусочки индейку.

Я рассказываю об этом только для того, чтобы вы поняли, почему в тот момент я забыл обо всем остальном – и о Наттере, и о Гарри Кларке. Меня одолевали мрачные мысли, и хотя Эрик давно уже пригласил меня к себе на Боксинг-Дей[92], я решил к нему не ходить и весь следующий день провел дома в одиночестве, слушая приемник и глядя, как за окном снег сменяется мерзкой моросью и превращается в слякоть. Убейте меня, пожалуйста, думал я, убейте, если я когда-нибудь стану по-настоящему старым.

А потом это началось. Явилось откуда-то из неведомой дали, из тех странных зловещих сумерек, которые длятся иной раз весь день между Рождеством и Новым годом. Согласно календарю майя, те пять дней, что приходятся на самый конец солярного цикла, считаются «безымянными»; в эти дни на земле хозяйничают демоны, а ворота между миром живых и миром мертвых распахнуты настежь. Я не суеверен, но в эти дни мной всегда одолевает одно и то же чувство: я словно оказываюсь в лимбе и понимаю, что в эти бессмысленные, никому не нужные остаточные дни года ничего хорошего случиться не может. В эти дни неуклонно ползет вверх показатель количества самоубийств; множатся случаи дорожных аварий; людская доброжелательность словно иссякает, уступая место вспыльчивости и превращаясь в тяжкие ссоры, разрывы отношений и даже кражи со взломом. Местные газеты пытаются как-то успокоить читателей, публикуя душеспасительные истории о домашнем тепле и уюте, о веселых праздниках, но все это лишь жалкие огоньки, которые мы зажигаем, стремясь противостоять неумолимо наступающей тьме. Все равно из-под мерзкой мороси или снежной завесы выглядывает нечто горькое и унылое.

Коротенькая заметка в газете: любимец детей, коричнево-белый кролик, подаренный им на Рождество, исчез из загона в саду; тому, кто его вернет, обещано вознаграждение. Через три дня – новое сообщение: о нападении на курятник в Красном Городе и о краже морской свинки из гаража на Эбби-роуд. Может, у нас в городе завелась лиса? А может, виновата чья-то собака? Так, во всяком случае, предположила местная газета «Молбри Икземинер». Однако не последовало никаких объяснений по поводу того, каким образом животное, лиса или собака, сумело отпереть дверцу курятника, выкрасть кур, а дверцу снова запереть. И я, разумеется, сразу же снова вспомнил мертвых кроликов бедняги Ньюмена, аккуратно выложенных в ряд в совершенно сухом загоне и мокрых насквозь, и на душе у меня стало совсем погано. Вот поэтому я и не держу четвероногих любимцев, подумал я. Уж больно уязвимым они тебя делают.