Замочите 100 грамм табака на несколько дней, получится коричневая грязь. Отфильтруйте табак и медленно выпаривайте, пока не останется около двух столовых ложек коричневой патоки. Добавьте ее к вашей вечерней выпивке.
150 мг приводят к смерти в течение нескольких секунд.
…
– Лера, ты не видела мой трубочный табак?
11.
Никотин. Психотропное (возбуждающее), нейротоксическое (холинолитическое, судорожное) действие. Токсическая концентрация в крови – 5мл/л, смертельная доза – 10–22 мг/л. Быстро всасывается слизистыми оболочками, в организме быстро метаболизируется…
12.
– Дави… свою… машинку.
Холодный пот побежал со лба вниз. Потом потекла ниточка слюны. Её вырвало. Тело начало биться в судорогах.
Он рванул к ней, поднял на колени голову. Заглянул в глаза. Увидел суженные в острые иголочки зрачки.
– Нет. Не-е-е-т!!! Постой, маленький! Что ты делаешь?
13.
Опомнился. Рванул за машинкой, давя дрожащими пальцами на кнопку. Машинка оставалась мертва.
Впрочем, как и Лера.
– С…а-а-а-а! Бл…!!! Какая же ты с…а…
Продолжая выть, он с хрустом в суставах сжал мерзкую машинку и со всей мочи швырнул об шкаф.
Вдребезги.
14.
И не заметил, как бледно-голубая жидкость начала ме-е-е-дленно вытекать из пластикового корпуса адской машинки.
Как раз в эту минуту откуда-то снизу начали отчаянно колотить по батарее рассерженные соседи.
Кукла
…Предрассветный влажный туман ещё не рассеяли лучи солнца, когда показались первые контейнеровозы: огромные, похожие на океанские лайнеры. Ворота свалки распахнулись, пропуская в своё чрево этих монстров, и уже не закрывались. С этой минуты поток мусоровозов будет только нарастать, чтобы иссякнуть только через пару часов, когда проснется основная масса жителей муравейника-мегаполиса, и его улицы забьют пробками люди на машинах, спешащие по делам.
Створки первого контейнеровоза распахнулись, послышалось негромкое повизгивание сервомоторов, и первая порция отходов жизнедеятельности столицы с шумом вывалилась на бетон. Тут же засуетились андроиды, ловко хватая щупами пакеты с яркими наклейками, и отправляя их в жерла утилизаторов, но куча мусора все росла, питаемая вновь и вновь подъезжающими машинами.
Перед воротами свалки, из ниоткуда, словно соткавшись из тумана, появилась стайка нищих и устремилась к ещё не разобранным завалам мусора, опасливо поглядывая на будку охранников. Но появившаяся было оттуда заспанная мясистая рожа в форменной одежде только выбросила презрительный плевок в их сторону и вновь скрылась за стеклом.
Охотники за утренними отбросами выглядели довольно колоритно: кто-то – в рванье, едва держащемся на тощем теле, кто-то – во вполне «цивильной» рабочей униформе, кто-то – в яркой куртке из автомата синтетической одежды. Но даже на их фоне выделялся старик с костылем, единственная нога которого была одета в начищенный до блеска хромовый сапог: он был одет в оранжевую фуфайку с надписью на спине «Дорожные работы», а голову его венчала внушительная копна седых волос, стянутых у затылка в «хвостик». К нему жалась девочка лет шести в платьишке неопределенно-бурого цвета, поверх которого была надета кофта, когда-то, по-видимому, розовая, но сейчас – грязно-рыжая. Эта пара держалась чуть поодаль от остальных нищих, и мешки с мусором они потрошили аккуратно и даже с каким-то достоинством.
…Когда рюкзак старика уже был полон, и он начал с трудом закидывать его на спину, послышался удивленный возглас девочки:
– Деда! Тут мертвец!
Он подошел, с некоторой брезгливостью потрогал костылем обнаженное женское тело с вываленными наружу синеватыми внутренностями и сказал веско:
– Это не тетя, внуча. Это кукла. Идём, нам пора.
И старик, оттащив ребенка от необычной находки, прихрамывая, пошел назад к воротам, через которые по-прежнему ежеминутно въезжали контейнеровозы. В их стекла били первые лучи солнца.
Начинался новый день.
…Человек в сером костюме рассматривал Милу так внимательно, будто собирался шить на неё одежду – вот только взгляд его глаз был не только цепким, но и холодным. Мила поёжилась, но тут человек сказал неожиданно мягким голосом:
– Разденься, пожалуйста.
Мила не высказала ни малейшего удивления: просто скинула с себя облегающий халатик и осталась совершенно обнажённой.
Серый Костюм обошел её кругом, внимательно рассматривая, хмыкнул что-то себе под нос, и сказал:
– Оденься и зайди, пожалуйста, ко мне через минуту.
И тут же скрылся в соседней комнате.
Все так же спокойно Мила вновь надела халат, запахнула его, и как была – босиком, скользнула в комнату за Костюмом.
Тот уже сидел за столом на вертящемся стуле, принимавшем форму тела, и разглядывал колоду каких-то голографических картинок. Она присела на стул, посмотрела выжидательно. Несколько минут Серый, казалось, не замечал её присутствия, и только затем поднял взгляд на неё, и спросил другим голосом – твёрдым, почти каркающим:
– Ты ведь знаешь, кто я?
Она молча кивнула, и он продолжил:
– Тогда спрошу прямо: готова ли ты рискнуть жизнью ради революции?