Другой Париж: изнанка города

– Моя гордость! – довольно сообщил старик. – Настоящий восточный табак, высушенный на солнце. Мне его привез мой друг араб. Знает мои слабости, чертяка!

Мы по очереди курили трубку. Временами старик впадал в состояние, похожее на легкую дремоту. Я украдкой разглядывал его.

Он совсем не походил на тех бомжей, виденных мною прежде. Он был довольно опрятен, хозяйственен, а в глазах его поблескивали ехидство и живой интеллект. Они как будто жили отдельной жизнью на испещренном морщинами лице. Они почему-то показались мне знакомыми – эти глаза.

– Что будем делать сегодня? – спросил я на всякий случай тихо, думая, что Мориа дремлет.

– Хочешь прогуляться на Пер-Лашез? – спросил старик, не открывая глаз. – Любопытное местечко!

– Пер-Лашез? Знаменитое мемориальное кладбище? Да, хочу, наверно!

– То-то же! – удовлетворенно кивнул старик. – Пойдем! Покажу вам много диковинок. Кладбища не так просты, как кажется на первый взгляд.

В этот момент неподалеку раздался цыганский пароль. Старик приложил палец к губам:

– Исчезни! Я со всем разберусь.

Я мгновенно рванулся в сторону кустов и залег на землю, сдерживая дыхание.

– Ты здесь, Мориа? – раздался знакомый мне голос дяди Яноша. – Привет, дорогой!

– Приветствую, старина Янош! – ответил клошар и добавил язвительно: – Не дождетесь!

Он встал навстречу цыгану и обнял его.

– Какими судьбами? Будешь чай?

Я видел, что дядя Янош, хлопая Мориа по плечу, подозрительно оглядывается вокруг.

– Скажи, Мориа, моя племянница Моника сегодня ночевала у тебя?

– Да-да, – хрипловато прошамкал тот, – у меня, как всегда.

– А она… была одна?

– Нет, конечно! – присвистнул старик. – Не одна.

Я еще глубже вжался в землю, щеками ощутив колючую пожухлую траву. Он что, с ума сошел? Я видел, как дядя Янош напрягся и побагровел.

– С кем она была? – спросил он.

– Со мной, конечно! Разве старый парижский клошар Мориа оставил бы в Венсенском лесу одну такую красавицу, племянницу друга, почти что дочь? – спросил бездомный, хохоча и игриво хватая дядю Яноша за рукав.

Багровость лица Яноша почти моментально сменилась больничной бледностью. Он опустился на стул, подставленный стариком, стирая со лба испарину:

– Ну и напугал ты меня, Мориа. Нельзя же так!

– Выпьешь травяной чай с ромом, Янош? У меня как раз вода вскипятилась. Полегчает!

– Пожалуй, выпью, – вздыхая, согласился цыган. – Время идет, а ты не меняешься. Чай с ромом на рассвете – это в твоем репертуаре!

– А чего мне меняться? Мне и так хорошо! Ты же знаешь, я завис между временами, следовательно, вечен! – рассмеялся Мориа, хлопоча с бутылкой и чашкой.

– Неисправим! – безнадежно махнув рукой, констатировал барон, понемногу успокаиваясь. – А где сейчас Моника?

– Спит еще моя пташка! – не моргнув глазом ответил старик. – Как дитя, спит! Ночью болтали с ней допоздна.

– А можно я на нее посмотрю? – неуверенно спросил цыган.

– Только тихонько, не разбуди ее. У нее были тяжелые дни.

Дядя Янош крадучись направился к шалашу и приотворил дверь. Несколько секунд он с умилением смотрел внутрь, потом на цыпочках вернулся к костру:

– Правда, спит! Давай свой чай!

Цыган залпом проглотил чашку огненного ароматного чая и расслабился.

– Все-таки никто лучше тебя чай не заваривает! – причмокнул он. – Впрочем, как и кофе.

– Успокоился, хлопотун? – деловито спросил Морис. – Шакшуку будешь? Помнится, ты любил яичницу…

– А, давай! – махнул рукой цыган. – И еще рому, пожалуй, плесни. В расстройстве я.

– А что такое? – вполне невинно полюбопытствовал Мориа, ловко поджаривая лук на сковородке.

– Я думал, пророчество Леонисии уже начало исполняться. Испугался. Может, пронесло. Ложная тревога.

– Ты думаешь…

– Тот молодой парень, он так смотрел на нее! А она на него! Я думал, все, стрелки сошлись, ничего не изменишь.

– Кто знает… – Мориа влил на сковородку яйца, присыпав их мелко нарубленной зеленью со специями.

– Ты думаешь, все обойдется? – с надеждой вопросил дядя Янош, глядя на старика.

– Я думаю, все будет, как будет. А ты не переживай понапрасну, лучше поешь.

– Классная шакшука! – похвалил цыган. – Ты молодец!

– Со времен Марокко рецепт помню. Давно это было…

Дядя Янош поспешно доел яичницу, выпил еще чаю и встал:

– Ну, пошел я. Надо приглядывать за цыганами. А то разбредутся, как бараны без пастуха…

– Добро.

– А Моника… Она у тебя останется?

– Пусть будет там, где ей хорошо! Она большая девочка, сама решит.

– Ты уж приглядывай за ней, Мориа. Ты же все знаешь… – немного заискивающе попросил дядя Янош. – Я с ума сойду, если это случится. Не прощу себе никогда.

Мориа, негромко насвистывая что-то, возился с посудой и сделал вид, что не слышал последней ремарки.

– Ступай, Янош. И за Монику не беспокойся. Она тут под надежной защитой.

– Да… Спасибо, Мориа.

Барон поглубже надвинул шляпу и удалился, несколько раз рассеянно оглянувшись. Убедившись, что все стихло, я поднялся с земли и отряхнулся, разминая озябшие конечности.

– Что, замерз, герой? Давай тоже чаю с ромом хлебни. Бодрит! И шакшука как раз осталась. Говорят, ее очень любил Артюр Рембо в свой африканский период. Сейчас позавтракаем!