Читаем Другой Париж: изнанка города полностью

– Наверно, просто время пришло. Я не хотел причинять тебе боль, – рассеянно глядя на надгробия, сообщил Мориа. – Пер-Лашез – уникальный угол Парижа. И этим всегда притягивало меня. Именно здесь произошло последнее сражение между версальцами и защитниками Парижской Коммуны в 1871 году. Представляете, тут велись реальные военные действия! Коммунары отступали, используя надгробные памятники и склепы как прикрытия. Еще горячая кровь погибших и расстрелянных струилась по земле, в которой давно гнили мертвецы. Тут похоронили тех, кто погиб за то, что сегодня называют демократией, – участников рабочего движения и Сопротивления. Вам не кажется это символическим? В память об этом событии воздвигли мемориальную стену. Она особенно нужна покойникам, конечно! А мы с вами сейчас проходим через центральный вход и попадаем на территорию призраков. Хотя кто знает, где их больше…

– Я слышал, тут студенты когда-то строили баррикады, – задумчиво сказал я.

– Да, в 1814 году, когда Наполеон отрекся от престола, а русские и союзнические войска вошли в Париж, несколько сотен отважных студентов действительно пытались поставить баррикады на пути наступавших армий. Естественно, они были разбиты, а казаки, захватив кладбище, устроили здесь свой лагерь.

– Я боюсь захоронений! – поежилась Моника, споткнувшись о полуразвалившуюся могильную плиту. – Здесь так мрачно.

– А что их бояться? Бойся живых! Это современная идеология заставляет людей бояться смерти и цепляться за жизнь. Без этого не будет ни государства, ни общества. На самом деле все сложнее и проще. Кладбища – всего лишь книга мертвых. Чтобы прочесть ее, нужен особый шифр. У живых его нет. Представляете, сколько тайн, легенд под каждой могильной плитой! И сколько трагедий! Здесь покоятся замученные в фашистских лагерях. Страшная смесь имен и времен. Люди, несовместимые в жизни, спокойно полеживают по соседству. Именно этим мне до некоторых пор Пер-Лашез даже нравилось…

– А что изменилось? – удивился я, лавируя вслед за проворным стариком, между плотно прижатыми друг к другу надгробиями.

– Потом меня жизнь стала интересовать больше смерти, я начал находить радость не только в распаде! – расхохотался старик и показал мне язык. – Правда, это обилие холодного мрамора вокруг поражает воображение? А ведь когда-то мы с подружкой умудрялись оставаться тут на ночь и заниматься любовью… Необыкновенные ощущения.

– Ну и нервишки у тебя! – присвистнул я. – А что стало с твоей смелой подружкой?

Лицо Мориа как будто подернулось на мгновение сероватой дымкой. Мне показалось, что вопрос был ему неприятен.

– Она ушла от меня. Сегодня это абсолютно не важно. Все разлуки в мире условны. Как, впрочем, и встречи.

– Почему она ушла? – спросила Моника. – Ты никогда не говорил мне об этом.

– Просто взяла и ушла. Но до этого я сам ушел от нее, сегодня это тоже уже совсем не важно. Я однажды позволил себе стать клошаром и ушел. Все люди куда-то уходят. И не будем больше об этом.

– Ладно. Но ты расскажешь – когда-нибудь?

– Возможно… – Мориа нахмурился. – Тимош! Ты говорил, что ты из России?

– Ага.

– Вокруг полно русских захоронений. Я покажу тебе несколько. Вот там открыт к годовщине победы во Второй мировой войне памятник русским солдатам, которые сражались вместе с участниками французского Сопротивления.

Еще некоторое время мы попрыгали между надгробиями.

– А как вы думаете, чья вот эта скромная могилка? – указал рукой Мориа, внезапно остановившись.

– Не знаю, – задумалась Моника и наклонилась, вчитываясь в имя. – Не разберешь! Все стерлось.

– Знаки стираются, память уходит. Это могила великого Мольера! – вздохнул старик. – Кто помнит его сегодня? А рядом расположился Лафонтен. Он и при жизни никогда не имел своего угла. Представляете, какие у них могут быть интеллектуальные беседы по ночам? Впрочем, идем дальше! Видите – деревья вокруг? На Пер-Лашез больше пяти тысяч деревьев! Это кладбище зеленее и благоуханнее многих парков Парижа!

– А это чья могила? – спросил я, вчитываясь в надпись.

– О! – обрадованно сказал старик. – Любовницы Робеспьера, Элеоноры Дюпле, самоубийцы. Даме в страшном сне не могло привидеться, что у нее всегда будет полно записок и надгробных надписей девиц, страдающих от неразделенной любви. Удивительно, но в мире до сих пор процветает язычество в самых примитивных формах! Для общения с высшей сущностью обязательно нужен посредник. Не важно, что он давно мертв… А ты слышал что-нибудь о княгине Демидовой?

– Ничего особенного! – признался я. – А что?

– Так я тебе расскажу – это удивительная личность. Около ее склепа всегда настоящее паломничество.

– Почему? – уточнила Моника.

– Говорят, при жизни она очень интересовалась черной магией. И теперь после смерти ей нет покоя. В ночь полнолуния она встает из гроба и проводит черные мессы… Сатанисты со всей Европы приезжают на Пер-Лашез, чтобы пробраться в ее склеп и провести ритуал. По пути еще к Папюсу заглядывают, так, преклонить коленки от сглаза на всякий случай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лекарь Черной души (СИ)
Лекарь Черной души (СИ)

Проснулась я от звука шагов поблизости. Шаги троих человек. Открылась дверь в соседнюю камеру. Я услышала какие-то разговоры, прислушиваться не стала, незачем. Место, где меня держали, насквозь было пропитано запахом сырости, табака и грязи. Трудно ожидать, чего-то другого от тюрьмы. Камера, конечно не очень, но жить можно. - А здесь кто? - послышался голос, за дверью моего пристанища. - Не стоит заходить туда, там оборотень, недавно он набросился на одного из стражников у ворот столицы! - сказал другой. И ничего я на него не набрасывалась, просто пообещала, что если он меня не пропустит, я скормлю его язык волкам. А без языка, это был бы идеальный мужчина. Между тем, дверь моей камеры с грохотом отворилась, и вошли двое. Незваных гостей я встречала в лежачем положении, нет нужды вскакивать, перед каждым встречным мужиком.

Анна Лебедева

Проза / Современная проза