- Ну, что еще? – проворчал Станнис, просыпаясь, и Мелони он напомнил такого же ворчливого привратника в красном храме, который выпустил ее десятилетнюю на свободу, а потом и сам куда-то пропал. – Из моря поднялось чудище левиафан и откусило кораблю бушприт? Кто-то побеседовал с командой о вопросах богословия, и теперь на корабле буза?
- Я видела сон, - ответила Мелисандра голосом жрицы и молча себя выругала: теперь снова придется врать, изворачиваться, и никакой помощи она не дождется, ни от Станниса, ни от хитрого и лукавого бога огня, которого опять будет песочить начальство, на этот раз за ее малодушие.
Станнис, высокий и строгий, подошел к ней со свечой в руке, словно хотел выпроводить ее, чтобы не мешала ему спать своими бреднями, но свеча слегка дрогнула, вспомнилось Станнису, как его жена, сухая и почти бесчувственная леди Селиса, так же пришла к нему с красными от слез глазами и сказала, что у их единственной дочери жар и, похоже, серая хворь.
- Понятно, - коротко сказал Станнис, и дочь его ему тоже вспомнилась, с ее постоянными ночными кошмарами после перенесенной болезни и с ее вечно печальным шутом. – Ты вроде бы большая девочка уже, давай-ка я тебе налью.
Мелисандра была уверена, что в таких кубках подносят только вино, отпила большой глоток, подавилась и закашлялась.
- Огненная вода, - пояснил Станнис с усмешкой. – Я думал, тебе подойдет. Смотри: вдохнула, выпила, выдохнула.
Мелисандру плохому учила жизнь, а не любимый мальчишка-хулиган, поэтому этот опыт для нее был новым, а также захватывающим и веселым, каким он и должен быть, и даже мрачный от природы адмирал развеселился вместе с ней – до тех пор, пока не началось анастезирующее действие рома и горячечные пьяные рассказы о горьком прошлом и давно зарубцевавшихся, но всегда ноющих душевных ранах. Впрочем, Станнис был тогда почти трезв и в основном молчал, а в его упрямом сердце медленно разгорался горячий гнев Баратеонов, запечатленный в девизе рода, что призван быть карающей дланью богов, – «Нам ярость!» «После войны подниму все-таки черный флаг, - пообещал себе адмирал Баратеон, а слово свое он всегда держал. – Я покажу этим работорговцам, как бушует северное море! А Асшай вообще сожгу к дьяволу и засыплю землю солью. Хорошо бы для этого драконами где-нибудь разжиться».
Мелони ничего не снилось, когда она уснула под утро в каюте Станниса, потому что гостя ее снов опять божественно песочили на божественном собрании, утверждая, что снова он прет поперек линии партии, что не нужно ставить производство Азор Ахаев на поток, сжигая для этого древние города, и уж тем более не стоит сжигать города, даже зловредные и мрачные, только чтобы оттенить страсть сурового адмирала и симпатичной красной жрицы, а если его так уж тянет на пламя, соль и дым, его сошлют на производство балыка. Впрочем, оргвыводы на этот раз не последовали, потому что адмирал Баратеон стоял вахту браво, с мрачным пиратским весельем, его корабли шли на битву с Иными, не нарушая боевого порядка, а когда Станнис вернулся с вахты в свою уже опустевшую каюту, он все же почувствовал, что в его каюте появилась женщина.
========== XXXII ==========
Чтоб этому миру в глаза швырнув
Пеплом своих пристанищ,
Крикнуть ему: “Я поймал волну!
Теперь хрен ты меня достанешь!”
(с) Олег Медведев
Лионель уже забыл о странном приеме, который по дороге из столицы оказали им троим северные замки и смысл которого объяснило догнавшее их в пути письмо Оберина Мартелла, и немало удивился тому, что у Селвинов их встретили одни мужчины. Санса и Арья этого даже не заметили, Селвины были их ближайшими соседями, и всех мальчишек у Селвинов они хорошо знали, Арья так и вовсе находила их лучшей компанией, чем была бы женская часть обитателей замка, а Лионель все-таки вспомнил их путешествие по Северу несколько месяцев назад, но только когда благородные сэры за общим столом напились, и один из них выдал тост в тему.
- Ехал однажды отважный рыцарь по дороге и доехал до развилки, - повествовал тостующий. – И лежит на развилке камень: направо поедешь – пьян будешь, налево поедешь – бит будешь. «Эх, - подумал бравый рыцарь, - я бы, пожалуй, и выпил бы, и подрался, а то что за веселье – одно без другого». Но поехать сразу в обе стороны он не мог, и пришлось ему совершить нелегкий выбор. Так выпьем же за отважных рыцарей, которые могут позволить себе не выбирать!
Во дворе тем временем и действительно соорудили небольшое ристалище, на которое высыпали подвыпившие рыцари и латники, чтобы размять руки и ноги и намять друг другу бока, но каждый прежде посчитал своим долгом отсалютовать кубком Лионелю, словно это он придумал устраивать после возлияний ратную потеху, да и вообще натолкнул добрых людей на мысль, что можно же и не выбирать.
Разумеется, для путешественников нашлись к ночи и три смежные комнаты, и кто-то в темноте ночного коридора даже посоветовал им не благодарить.