Другой путь. Часть первая

Пройдя Эспланаду, я помедлил немного вблизи того места, где над круглым водным бассейном возвышалась обнаженная бронзовая «девушка, которая стесняется». Здесь мимо бронзовой девушки прошли в это время две живые. На них были длинные штаны, очень тесные в бедрах и свободные внизу. Это были финские девушки. Только духи, которыми они пахнули на меня, были не финские. Не была также финской помада на их губах. И даже то, что они втерли в кожу своих лиц и рук, было не наше. Все это было привезено из каких-то других, отдаленных стран. Между собой они говорили по-фински. Но вот кто-то окликнул их сзади по-английски, и они живо обернулись, ответив на том же языке. А через минуту они уже шли рядом с двумя чужими матросами, с готовностью распахивая перед ними в громком смехе свои финские рты, блестевшие белыми зубами и чужой пахучей краской.

Чей-то крупный пароход поторопился прийти к тому дню за нашим лесом сквозь лед залива, уже расшевеленный и ослабленный силами весны. Моряков с этого парохода и одаряли такими улыбками эти две девушки. Они принимали их дружбу прямо на улице и, как видно, уже были опытны в дружбе такого рода. Я взглянул на них и пошел скорей на вокзал. Мне начало казаться, что где-то здесь я могу встретить и Айли, занятую тем же. Удивительного в этом было бы мало, конечно, потому что разве не к тому шла ее жизнь?

Но кто был виной этому? Кто был этому виной? Да, война сделала свое злое дело. Но главное зло принесли финским людям гостившие у них под видом друзей чужие войска, которые не принесли с собой, конечно, склонности уважать строгие нравы финской женщины. Вот почему с такой непримиримостью вспоминали теперь об этом зле чистые сердцем, буйные братья Эйно — Рейно.

Я уехал в Ловизу, где провел еще два дня в ожидании попутного судна. Льды все еще мешали судам и лодкам начать свое движение между островами, и мне пока ничего не оставалось, как бродить вдоль берега от Ловизы до Валкома и обратно в ожидании ухода льдов. За это время я успел бы еще раз побывать в Кивилааксо. Но меня уже не тянуло туда. Чужой стала теперь для меня деревня Кивилааксо, где мой бедный дом приник своими почерневшими трухлявыми бревнами к земле Арви Сайтури, который снова возмечтал о русском черноземе, кланяясь при этом кому-то большому и сильному.

Да, не пошли ему на пользу уроки войны. Опять мысли о жирном пироге занимали его подвижную голову с торчащими кверху стрижеными волосами, все еще не знающими седины. Опять обращались в сторону России его жадные глазные щели. Опять собирался он туда вести кого-то большого, сильного, заранее готовый удовольствоваться теми крохами, что от него перепадут. Нет, я не поехал в Кивилааксо. Рыбаки с Купписаари, сбывшие в Ловизе свой первый улов, доставили меня попутно на остров моего хозяина. Он упрекнул меня за опоздание и спросил:

— Ну, как? Не скоро теперь поедешь опять?

— Куда поеду опять?

Он махнул рукой на север:

— Туда вот.

— Туда? Нет, не скоро. А вот туда — очень скоро.

И я махнул рукой на юг. Он усмехнулся.

— Туда — пожалуйста. Туда — сколько угодно. Лови себе на здоровье. Это и нам на пользу. Только с домом кончай скорей.

— Ладно.

И я снова принялся за внутреннюю отделку дома. Но не такой я был дурак, чтобы кончать с ним скорее. Теперь я находил время посидеть и покурить. Не то чтобы мне это нравилось. Нет, я просто так дымил, не затягиваясь. Но это как бы давало мне право делать передышки и сидеть. На дворе еще стояли весенние холода. Зачем было мне торопиться уходить с острова? Льды мешали уйти в маленькой лодке на юг. А уйти на север я уже не мог. Там лежала теперь чужая для меня страна. Уйти туда опять, в холод и сырость — зачем? Чтобы пройти там безропотно тот оставшийся мне кусок жизни, у которого я уже заранее отчетливо разглядел конец? Нет, не такой я был дурак.

Ээту выказывал нетерпение, глядя на медленный ход моей работы. Но что я мог сделать? Я старался изо всех сил, хе-хе. Чтобы поторопить меня, он втащил кое-какие вещи и мебель в ту комнату, которую я уже отделал. Ну, что ж. Он втащил и ушел. А я положил рубанок и сел посреди его вещей, дымя сигаретой. Какой-то ящик оказался среди них, из которого он вывалил книги, собираясь расставить их на полке. И среди этих финских книг я разглядел небольшой разговорник, отпечатанный на трех языках.

Я полистал его. Он был составлен так, чтобы русские, ездившие когда-то по Финляндии, могли задавать в гостиницах и ресторанах разные вопросы по-фински и по-шведски. Но хорошо. Если русские могли по нему разговаривать в Финляндии, то с таким же успехом финн мог по нему разговаривать в России. Это мне подходило. И это показывало, что сам бог давал мне помощь в моем намерении. Я купил этот разговорник у хозяина за неделю работы. Он удивился, но я пояснил, что и шведский язык может мне пригодиться в жизни.