Другой путь. Часть первая

— Да так вот получилось. Был человек депутатом областного Совета. А на той работе в области много встреч разных. Ну и встретил женское сердце, такое же одинокое. И все бы, кажется, ладно, да вот невзлюбила его девочка. Вбила себе в голову, что он у нее мать собирается отнять. А он не из тех, кто ради своего счастья способен другому огорчение доставить. Перестал у них бывать, хотя и женщина к нему тянется. Теперь она в другой области оказалась, после того как та выделилась из Ленинградской. Такая, вишь, история нескладная получилась.

Да, складного в такой истории действительно было мало. Но кто ему велел, этому безобидному Ивану, считаться с нежеланием девочки? Мало ли у детей капризов! Случись это со мной, разве я посмотрел бы на мнение девочки? На мать я смотрел бы. А с девочки довольно и того, что она получает отца.

И тут мне опять вспомнилась белокурая Майя Линтунен с ее тремя девочками. Разве они не были бы рады заполучить в отцы кого угодно, хотя бы даже меня? Да и сама она тоже как будто не пыталась меня избегать. Скорее даже наоборот, если вспомнить мою последнюю поездку в Туммалахти. С какой радостью она меня встретила и с какой тревогой проводила глазами, когда я оставил ее у крыльца братьев Эйно — Рейно, занятых встречей с бегунами! Но она тогда еще не догадывалась, что ухожу совсем, предполагая, наверно, что я остановился у Юсси Мурто. А если бы догадалась? Как бы тогда выглядела ее тревога?

Не знаю, почему она вдруг мне опять вспомнилась, полногрудая, круглолицая Майя. Но если как следует вдуматься, то не так уж плохо обстояло у меня дело с приобретением собственной точки на родной финской земле. И не только точки. Все остальное могло к ней приложиться, о чем привык мечтать человек: и хорошая жена и хорошие дети. Да, все это можно было там найти, пожалуй, особенно после войны. Надо было только уметь искать и видеть.

Но теперь все это отодвинулось куда-то, бог с ним. В другую страну занесла меня судьба. Она поместила меня в одном жилище с русскими, и непохоже было, чтобы они торопились от меня избавиться. Их сын, которого звали Петр, тоже как будто не тяготился моим присутствием, и наши разговоры с ним протекали всегда на очень вежливом уровне. Повелось это, должно быть, от меня. Я первый подал тому пример, стараясь не ударить лицом в грязь по части вежливости перед русским студентом. Но мой запас вежливых слов был невелик. Взятый наспех из очень старого шведско-русско-финского разговорника, составленного шведом, он по этой причине уже сам по себе был не слишком надежен. А в моей голове этот запас, кроме того, изрядно перетасовался. Приходилось поэтому весьма скупо им пользоваться, чтобы не сказать что-нибудь невпопад, ибо сказанные невпопад вежливые слова даже на русского простоватого человека должным образом не подействуют. Помня это, я в разговоре с молодым Петром позволял себе ввернуть в иную фразу не более двух-трех вежливых слов. Зато он выкладывал их мне в ответ целыми гроздьями. Я готов был даже перенять кое-что от его избытка на всякий случай, но что-то непонятное загоралось каждый раз при этом в глубине его светло-голубых глаз, что-то похожее на затаенный смех, и я не торопился поэтому перенимать из его обильного запаса.

Не знаю, что он подметил во мне забавного. Я тоже мог бы найти в нем кое-что достойное смеха, однако держал это про себя. К нему домой приходила иногда девушка Людмила, которая училась в том же электротехническом институте, где учился он. Эта девушка была под стать ему, тоже тонкая и хрупкая с виду, только чуть потемнее во всем, что касалось волос, бровей, ресниц и глаз. Но главное состояло в том, что она была девушка и, как всякая девушка, имела тонкий, гибкий стан, красивые бедра, полные, стройные ноги и прямо стоящие молодые груди. А он при встречах с ней смотрел только на ее лицо, не видя ничего другого. Тут нашлось бы над чем посмеяться.

Конечно, он был еще мальчик, несмотря на свой высокий рост. Его тонкому телу предстояло еще набираться и набираться мяса и жира, чтобы приобрести настоящим мужской вид. Но, с другой стороны, уж если ты влюбился в девушку, то должен знать, зачем влюбился. А он, по всей видимости, этого не знал. Так ему и надо было, конечно, за тот затаенный смех, что появлялся в его глазах каждый раз, когда они обращались ко мне.

Постепенно я понял, почему русские парни здесь не умели по-настоящему любить своих девушек. Я прочел по совету Ивана Петровича несколько их современных романов и ни в одном из них не нашел примера, когда бы юноша полюбил девушку за красивые груди или за красивые бедра или загорелся бы к ней любовью, увидя ее случайно где-нибудь голой.