Другой в литературе и культуре. Том I

Считается, что формирование российского (или русского, или великорусского) суперэтноса происходило в XIV–XV веках, когда складывалось Московское государство, прирастая Казанским царством, Пермью Великой и др. В русле этого подхода, идущего от Л. Н. Гумилева, нерусские народности рассматриваются на правах субэтнических образований. К ним относятся как зыряне, черемисы и др., так и донские казаки или поморы – разные группы этнического и территориального характера. Симптоматично, что ядерная зона формирования великорусского этноса (или суперэтноса) находилась на территории Волго-Камского региона, где традиционно и исторически проживали «инородцы». Сегодня, если посмотреть на географическую карту России, срединное место занимает на ней Волжско-Уральский регион (отсюда попытки в разное время перенести столицу России в ее реально-географический центр, то есть на Урал). По словам специалиста в области этнополитики, «Россия была специфической империей в том смысле, что значительная часть населения одной из ее внутренних территорий конфессионально и лингвистически сильно отличалась от „титульных“ (восточнославянских) народов»[441]. Об этом писал еще В. О. Ключевский: «великорусское племя» складывалось «в краю, который лежал вне старой, коренной Руси и в XII веке был более инородческим, чем русским краем»[442].

2

На Урале количество этносов, имевших права на свою территорию и на главенство своего образа мира, было не меньшим, чем по всей России. Многие из них постепенно становились субэтносами в составе русского суперэтноса. В. О. Ключевский так характеризовал процесс колонизации в Поволжье: «Происходило заселение, а не завоевание края, не порабощение или вытеснение туземцев»[443]. По-видимому, эту характеристику можно отнести и к Уральскому, и к Сибирскому регионам. Наиболее явные и яркие потоки этносов, а также их особых ментальностей и культур дают здесь, как и по всей России, финно-угорские и тюркские народы. Из их литератур складывалась словесность региона, о чем пишет В. В. Блажес[444]. Финские племена – это применительно к Уралу воть, или вотяки (используя имена племен, употребимые раньше), то есть удмурты, коми (пермяки и зыряне), а также мордва (мокша и эрзя), обитающие совсем рядом, угры – это вогулы, или манси, остяки, или ханты. Предками финских племен – как уральских, так и западных, балтийских и северных – считалась чудь, предками угров – югра. Об одном из этих национальных образов мира в зеркале русского восприятия и пойдет речь.

Из этноисторического вступления становится понятно, почему процесс формирования национальных идентичностей народов России, включая русских, проходил так долго и непоследовательно. Процесс State building, как его принято называть на Западе, предшествовал у нас процессу Nation building и тормозил последний[445]. Геополитические задачи доминировали над геостратегическими. На протяжении столетий Россия развивалась по принципу расширения пространства, внутреннего и внешнего, поэтому она просто не успевала колонизировать прибывающие земли. Направляющую роль в процессе формирования национальной идентичности не только своего народа, но и других народов империи играла отечественная интеллигенция. С одной стороны, в ней были сильны просветительские идеи, а с другой – начиная с эпохи Петра Великого, христианско-миссионерские устремления поощрялись правительством и в ряде случаев совпадали с просветительскими целями. Примерно с середины XIX века на первый план выходят гносеологические, познавательно-исследовательские функции культуры, выражением которых стало движение натуральной школы и новая эпистема реализма. Если романтизм осваивал преимущественно периферийные пространства страны, окруженные ореолом красоты, опасности, тайны и освященные литературной традицией (Кавказ, Украина, юг России, Бессарабия, в меньшей степени оренбургские и среднеазиатские степи; этот топос входит в литературу в середине 1820‐х годов), то теперь в орбиту внимания литературы попадают внутренние Другие, в том числе – «инородцы».