Другой в литературе и культуре. Том I

В одном из последующих очерков С. В. Максимов намечает исторический дискурс, который в дальнейшей литературе коми и о коми нередко будет определять их притягательность для русских читателей. Речь идет о «чуди белоглазой» – «аборигенах всего северного края России… имя которой слышится и по реке Онеге, и по реке Пинеге»[453]. Автор приводит несколько услышанных им преданий о чуди, в том числе и то, по которому «чудь в землю ушла», и называет племена, считающиеся ее потомками-«отростками»: корелы, лопари, зыряне, вотяки, чухонцы, мордва и др. Однако нельзя утверждать, что он видел в историческом (точнее, легендарном) прошлом северных народов нечто более интересное, чем, например, история Марфы Борецкой или протопопа Аввакума. Зырян он воспринимает как один из многих народов, живущих в этих местах, и осуждает их лишь за обман и криводушие.

В цикле книжек, издаваемых под общим заглавием «Край крещеного света» (1-е изд., 1862) для народного, а потом и детского чтения, очерк Максимова о зырянах входит в раздел «Дремучие леса, или Рассказ о народах, населяющих русские леса», тогда как «чудские» народы, живущие на севере, попадают в раздел «Мерзлая пустыня». Здесь устанавливается некоторое различие среди самих зырян: продувные ижемцы – лишь часть народа, а есть еще зыряне вологодские, архангельские, есть лесные; особняком стоят пермяки, живущие «по глухим трущобам Чердынского уезда». Создавая книжки, Максимов руководствуется нехитрой идеей, сложившейся в эпистеме реализма: «Каков житель – такова и обитель – говорит русская пословица, выродившаяся из обиходных наблюдений, в узком кругозоре домашнего быта. Но если поставить пословицу эту наоборот и сказать: какова обитель, таков и житель, то мы получим еще более характерную формулу, выражающую истину, которая равно применима ко всем странам и народам…»[454] Поэтому лесной край определяет жизнь и формирует душу зырянского народа: «Лесная дичь сидит в нем целиком, не выветрилась и только прикрыта купеческим нарядом, спрятана в кое-каких русских домовитых обычаях»[455], и это несмотря на то, что, по мнению автора, зыряне вполне обрусели и скоро окончательно сольются с русскими. Заданный Максимовым концепт «лесной души» («души-дичи») зырян впоследствии будет регулярно встречаться у других писателей. Обратим внимание и на великорусский дискурс автора: в «русских лесах» живут тунгусы, якуты, вогулы, зыряне, вотяки, черемисы, чуваши, мордва, а на севере и северо-востоке – корелы, чухна, эсты, литвины и латыши. Двусмысленно звучит и заглавие: в каком смысле употреблено слово «край»? Оказывается, не в значении «место». Одна из книжек снабжена эпиграфом: «Край крещеного света; дальше небо досками заколочено и колокольчик не звенит. (Туземная поговорка)»[456]. Парадокс состоит в том, что «край света» оказывается у Максимова везде, на всем пространстве России: и на севере, и на юге, и на востоке, и на западе, и в самом центре – в «русских лесах», заполненных все теми же «инородцами».

А вот как тема зырян появляется в книге Ф. А. Арсеньева «Охотничьи рассказы», которая впервые панорамно знакомит русского читателя с зырянским краем и народом, его образом жизни, обычаями, легендами: «Ведь в зырь, батюшка, едем, так-таки в самую зырь… чай, совсем особливый народ эти Зыряне?» – спрашивает сопровождающий рассказчика Абрам у ямщика[457]. «В зырянскую сторону, в Усть-Сысольск, в этот глухой отдаленный городок, где нет проезжающих, а есть только приезжающие, тянулся на этом возке со своей Руси на службу ваш покорный слуга» (с. 125), – комментирует далее цель своего путешествия автор-рассказчик. Интересно, что и после Арсеньева довольно долго сохранялся тот же принцип представления зырян – как нового для читателя народа. В книге А. В. Круглова «Лесные люди» читаем: «Зырянский край – terra incognita не только для тех, кто вовсе не изучал географии. „Зыряне… зырянский край… что это такое? Вы шутите: я никогда не слыхала про таких людей!“ – воскликнула знакомая мне дама, обладательница институтского диплома. Одно лицо напр<имер> смешало зырян с остяками, а другое серьезно доказывало, что зыряне – те же самоеды, только уже не кочевые, а переселившиеся несколько южнее. Мне приходилось даже слышать мнение, что зыряне – это „обрусевшие татары, потомки сибирских, изгнанных Ермаком“»[458].