Другой взгляд на Сталина

Полвека спустя Бжезинский, официальный идеолог американского империализма, подхватил ложь нацистов слово в слово:

«Абсолютно правильно будет, если оценить количество сталинских жертв не менее чем в двадцать миллионов и, возможно, более чем сорок миллионов»{742}.

Сталин, его личность и военные способности

Гитлеровская агрессия, затопив Советский Союз кровью и огнем, превзошла все ужасы, которые мир когда-либо испытал. Никогда в человеческой истории люди не подвергались таким ужасным испытаниям, такому бесчувственному насилию. В таких условиях было невозможно с помощью пустых слов и поступков предохранить себя, на что-либо рассчитывать в жизни или просто спастись.

Наступил момент истины для Сталина, верховного вождя партии и страны. Война была мерой его моральной и политической твердости, его воли и терпения, его интеллектуальных и организационных способностей.

В то же самое время все «правды» о Сталине, раскрытые исключительно для достижения своих целей гитлеровцами и более «респектабельными» правыми, должны были быть подтвержденными: война должна показать без всяких сомнений, что Сталин – «диктатор», чья «личная власть» не терпит никаких противоречий; «деспот», не слушавшийся разума; человек с «посредственным интеллектом» и т. д.

Через полвека после войны эти измышления, проталкиваемые злейшими врагами социализма, снова стали первичной «истиной». Со временем международная буржуазия добилась успеха в получении монополии на всякие «правды» такого рода.

Однако Вторая мировая война сама по себе предоставила достаточно материала, чтобы разоблачить эту ложь, которая так важна для спасения капитализма, системы эксплуатации и ограбления масс.

«Диктатор» Сталин

Мы начинаем с первой «неоспоримой истины»: Сталин – диктатор, навязывающий свою волю, требующий всеобщего подчинения себе. Вот слова Хрущева:

«Сосредоточение власти в руках одного человека, Сталина, привело к серьезным последствиям во время Великой Отечественной войны»{743}.

«Сталин решал за всех; он не считался ни с кем; он никогда не просил советов»{744}.

«Сталин действовал не за счет убеждения, объяснения или терпеливого сотрудничества с людьми, но навязывал свои взгляды и требовал абсолютного подчинения его мнению. Если кто-то противостоял его суждениям или пытался проверить его точку зрения и правильность его позиции, то он был обречен на изгнание из руководящего коллектива и дальнейшее моральное и физическое уничтожение»{745}.

«Болезненная подозрительность составляла его главное свойство… Создалась ситуация, когда никто не мог выразить свою мысль»{746}.

Элленштейн пошел по стопам Хрущева. Он абсолютно счастлив от того, что разоблачил «советскую диктатуру», в которой Сталин «подозревал всех своих подчиненных». «Ошибки сталинского руководства имели трагические последствия в первые месяцы войны, но они были прежде всего результатом установившейся советской диктатуры»{747}.

Василевский сначала был помощником Жукова, начальника Генерального штаба. В мае 1942 года он сам был назначен на этот пост. Всю войну он работал со Сталиным.

«В выработке особо важных оперативно-стратегических решений или проверке других важных дел, влиявших на ход войны, Главнокомандующий приглашал лиц, непосредственно отвечавших за данную проблему, для ее рассмотрения… периодически он собирал некоторых членов Военных советов фронтов, чтобы выработать, рассмотреть или утвердить особое решение относительно управления войсковыми операциями…

Предварительное подписание решения о стратегическом плане для его осуществления проводилось Главнокомандующим в узком кругу людей. Обычно это были несколько членов Политбюро и Государственного комитета обороны… Эта работа занимала зачастую несколько дней. В ее ходе Главнокомандующий обычно совещался с командующими и членами Военных советов соответствующих фронтов».

Заметим, что Государственный комитет обороны, возглавлявшийся Сталиным, отвечал за руководство страной, и вся власть находилась в его руках. Василевский продолжал:

«Политбюро Центрального комитета и армейское руководство всегда полагались на коллективную выработку решений. Вот почему стратегические решения, принятые коллективно и представленные Верховным командованием, как правило, соответствовали обстановке на фронте, при условии, что к людям предъявлялись реалистичные требования»{748}.

Василевский также полагал, что стиль работы Сталина улучшился за время Сталинградской битвы, а затем во время больших наступательных операций против гитлеровцев.

«Большим поворотным пунктом для Сталина как для Верховного главнокомандующего был сентябрь 1942 года, когда положение стало очень серьезным и нужна была особая гибкость и искусное руководство военными операциями. Он был обязан постоянно полагаться на коллективный опыт генералов. Впоследствии от него часто можно было слышать: „Какого черта вы раньше этого не говорили?“.