Другой Зорге. История Исии Ханако

Набравшись смелости, женщина подошла к окошечку приемной и представилась: «Меня зовут Миякэ Ханако, я японская возлюбленная немца Рихарда Зорге», но едва она перешла к сути дела, как к ней немедленно подлетел высокий и худощавый советский юноша и провел внутрь. Там, в переговорной, стоял большой стол, имелся диван и стулья. Ханако поняла, что молодой человек не очень хорошо, но все же говорит по-японски, и коротко передала ему суть дела: рассказала о книге и о своей болезни. Тот непрерывно все записывал, но вопросов не задавал. Лишь в конце посмотрел предъявленную медицинскую справку и попросил, чтобы женщина написала свой адрес на конверте. Сделав это, Ханако передала молодому человеку букет цветов, получила от него заверение, что по ее делу будет направлен запрос в Москву, и… что ей надо немного подождать. С этим Ханако и вернулась домой, а 21 марта, в день весеннего равноденствия, как обычно, отправилась на кладбище Тама.

Прибираясь на могиле Зорге, она обратила внимание, что у захоронения справа появилось прекрасное надгробие. Нечаянное напоминание о несбывшейся мечте расстроило ее: очевидно, деньги, приготовленные для памятника Зорге, придется отдать в уплату за лекарства, а потом снова начать собирать пожертвования. Стало быть, дело отложится еще года на два, а то и на три. Но и альтернативы не было — кроме Исии Ханако, никто не станет заниматься установкой надгробия советскому разведчику, а значит, опять все зависит только от нее. Да, похоже, у нее не было другого выхода — только вылечиться и начать все сначала: собирать гонорары, пожертвования и все-таки довести это дело до конца. С этими невеселыми мыслями она и вернулась домой, а через день получила извещение, что у ее брата случился инсульт. К счастью, он выжил и вроде бы даже уже пошел на поправку, но все же у Ханако появилось ощущение, что небеса разверзлись и все несчастья мира хлынули оттуда на нее. Жена брата уже умерла, младший из сыновей оканчивал школу, а старший лежал в больнице с туберкулезом, помочь им никто не мог. Вскоре пришли известия о том, что у брата наступил паралич половины тела — для Ханако это стало пределом отчаяния, и все ее беззвучные мольбы теперь были обращены не к богам, а в сторону Москвы. Но уже в апреле японская сторона потребовала сокращения аппарата сотрудников представительства до десяти человек в связи с отсутствием дипломатических отношений между Японией и СССР, и Ханако поняла, что на холме Мамиана сейчас точно не до ее просьбы.

Тем не менее, выждав месяц со дня первого визита, 19 апреля Исии Ханако снова поехала в Адзабу. Ворота были открыты, вход никто не охранял, а проходивший мимо сотрудник сразу открыл Ханако дверь приемной. Она снова представилась и сообщила, что пришла за ответом по вопросу, который задавала месяц назад. К ней навстречу вышел новый, незнакомый ей человек, которому она еще раз пересказала всю историю с самого начала и вплоть до последних дней. Выслушав ее, русский попросил женщину подождать, а на смену ему зашел другой молодой человек. Он попытался выяснить у Ханако, о какой именно книге идет речь, но она сама ровным счетом ничего не знала. Тут женщина вспомнила, что в опубликованном в Японии докладе Уиллоуби упоминались произведения Зорге «Экономические последствия Версальского мирного договора»[64] и другие, и предположила вслух: «Я толком не знаю, слышала лишь: “Книга Зорге”. Может быть, это одна из тех двух-трех книг, о которых говорилось в докладе Уиллоуби?»

При этих словах сотрудник представительства изменился в лице, пробормотал слово «Уиллоуби», расправил плечи и очень пристально, пожалуй даже сердито и зло, посмотрел на женщину. Она испугалась — ведь Исии Ханако и представить не могла, что это имя может являться табу для советских граждан. Вся Япония знала этого американского генерала как человека, обнародовавшего дело Зорге. Да, Ханако не забыла, что стилистика публикации была исполнена злобы и ненависти и к Советскому Союзу, и лично к Зорге, однако расследование, которое легло в основу доклада, проводилось не только американской разведкой, но и японской полицией. Как ни крути, на то время это был наиболее полный набор документов, экспертных заключений и других материалов по делу Зорге. Поэтому, с точки зрения Исии Ханако, ответственность за содержание публикации лежала в большей степени на японской полиции, а не на собственных измышлениях Уиллоуби. К тому же во время войны между Японией и Советским Союзом действовал Пакт о нейтралитете, и обе страны его соблюдали. Если бы Уиллоуби оказался неправ и Зорге не был советским разведчиком, то почему Советский Союз так и не сделал соответствующего заявления по этому поводу? Почему русские вообще ничего не сказали?