«К эшафоту не вело тринадцать ступенек — он располагался на высоте пола. Начинали с завязывания глаз и надевания веревки, а само устройство виселицы было таким, что человек проваливался под пол. Казнь Одзаки началась вскоре примерно в 10 часов 20 минут утра, а в 10 часов 36 минут и 10 секунд он испустил дух», — низким голосом, прерываясь, объяснил Юда.
Он показал, где стояли пять присутствующих, обращенных лицами к месту казни. «7 ноября — это день Октябрьской революции, он специально был выбран?» — решила уточнить я сведения, прежде прочитанные мной в интервью с Юда. «Будет неправдой сказать, что никакого умысла в этом не было. Мы подумали, что действительно этот день подходит для того, чтобы стать последним в его жизни, поэтому выбор этой даты, возможно, нес еще значение своего рода сострадания к Пути воина. Ну и кроме того, казнь необходимо было привести в исполнение в течение пяти дней[111]
, и так как 8-е число оказывалось последним, то решили это сделать в один из свободных дней — 7-го числа. Более того, воздушные налеты к тому времени стали очень мощными, и существовало опасение, что в случае отсрочки мы не сможем привести казнь в исполнение», — случайно выболтав истинное положение дел на тот момент, он добавил: «В тот день, как и сегодня, стояла хорошая погода, и помню, в тот вечер тоже был воздушный налет».Действительно, американские В-29, объединившись в крупные отряды, бомбили тогда столицу империи, и поражение Японии с каждым днем становилось все очевиднее. Поэтому тюремщики вместе с нацистами заходились от приступов жестокости и нетерпимости.
Юда остановился и, потупив взор, произнес, вкладывая в свои слова осознание полученного урока: «Если человек совершил такие страшные преступления, как грабеж или убийство человека, необходимо применять смертную казнь, но если что-то другое, то лучше остановиться».
Однако рассказанное им про казнь в день Октябрьской революции, о понимании Пути воина и т. д. и т. п. — все это было непередаваемо, безгранично отвратительным поступком для советского человека.
Осенью 1967 года я посетила Советский Союз, присутствовала на церемонии, посвященной пятидесятилетию советской революции, после этого некоторое время была в Москве и знаю, что с 9:30 утра 7 ноября на Красной площади проходил военный парад, «марш красных знамен», шагала огромная демонстрация москвичей, несущих плакаты, прославляющие строительство социалистического государства, и выкрикивающих лозунг «Да здравствует марксизм-ленинизм!», а на Мавзолее Ленина стояли руководители Советского Союза и представители иностранных государств и махали марширующим руками, улыбались в ответ. В течение пяти дней после этого и государственные учреждения, и школы отправлялись на каникулы[112]
, проводились мероприятия дружеского и культурного обмена с группами иностранных представителей.Театры были заполнены, простые горожане пили, танцевали, отмечали — это был самый главный праздник страны. Поэтому в тот день не должно было быть семьи, проливающей слезы о погибших…
На территории парка с одного угла были посажены кусты и стояла какая-то деревянная дощечка. Я указала на нее Юда и спросила, что это, но он не ответил. Было далеко, и мне пришлось напрячь глаза, чтобы прочесть надпись на дощечке: «Военные преступники». Да, в этой же тюрьме Сугамо рано утром 23 декабря 1948 года были казнены генерал Тодзё и шестеро других военных преступников. Ходили слухи, что их тела были кремированы представителями союзных держав в условиях строжайшей секретности, а пепел развеян над Тихим океаном…
Выйдя за ограду, я рассталась с Юда.
На обратном пути в машине я услышала от одного из сотрудников съемочной группы: «Место казни надо сохранить как память», — и мне почему-то еще сильнее захотелось снова побывать в родных местах погибших. Он тут же добавил: «Чтобы туда поехать, наверное, нужно разрешение», — и я ответила, что это очень затруднительно и хлопотно.
Приложение 3
Комментарий Одзаки Хоцуки к книге Исии Ханако «Человек по имени Зорге»
Я познакомился с супругой Зорге Исии Ханако осенью 1955 года. Вместе с сопричастным к делу Зорге господином Каваи Тэйкити мы посетили ее собственный дом рядом с парком Инокасира. Во время встречи подробно обсуждалась сложившаяся на тот момент ситуация с книгой «Человек по имени Зорге». К июлю 1949 года в издательстве «Ниссин сётэн» Исии Ханако уже выпустила заметки под названием «Человек по имени Зорге». Однако в то время я был серьезно болен и прикован к постели, поэтому не мог поддерживать с ней связь. К тому же, в условиях американской оккупации имел место жесткий надзор за делом Зорге, у причастных к нему и у семей погибших не было возможностей обсуждать случившееся. Положение дел было такое, как будто каждый в отдельности ждал, когда же разразится заключенная в скорлупу буря.