Другой Зорге. История Исии Ханако

Примером его интеллигентности, которая не могла не проявиться во время заключения, стало чтение, являвшееся его единственной радостью. Он читал не что попало — нет, он постоянно и с увлечением поглощал книги по истории. Он внимательно читал и перечитывал японскую историю на английском языке, «Мировую историю» Ранке, «Очерки по истории мировой литературы» Г.-Д. Уэльса. В то время в Токио было довольно трудно достать те западные книги, которые он хотел, поэтому адвокат ездил в Кобэ, чтобы их приобрести. В случае, когда иностранцы, проживавшие в Кобэ[106], возвращались на родину, они стремились избавиться от книг, которыми владели, поэтому изданий на европейских языках там оставалось сравнительно много.

Когда ему вручали желанные книги, он радовался, как ребенок, жмуря глаза, поглаживая золотые буквы на кожаном корешке и повторяя: «Danke, Danke».

Один раз он захотел получить альбом Дюрера, но за исключением этого случая все те сотни томов, что он прочел за три года жизни в тюрьме, были сочинениями по истории.

Вероятно, это помогало ему еще раз подтвердить правильность своего взгляда на мир, определить значение своих поступков в масштабе мировой истории и подготовиться к надвигающейся смерти.

Во время слушания дела на суде Зорге говорил по-немецки, а переводчик последовательно переводил на японский.

Когда верховный судья спросил его, что побудило его стать коммунистом, он ответил — «воодушевление»:

«Я воевал в Первую мировую войну, сражался на Восточном и Западном фронтах, несколько раз был ранен, на себе испытал несчастья войны. Война… В конечном счете это не что иное, как столкновение капиталистических обществ. Я верю, что для устранения людских несчастий нет иного пути, кроме как уничтожение капитализма».

Он не пытался ни слова сказать в свою защиту, по собственной воле возложил всю ответственность на себя, и продолжал просить пощадить других подсудимых.

15 марта 1944 года[107], кроме жандармов в форме, на безлюдном заседании Токийского суда не было ни одного человека.

Серый пиджак, красные кожаные туфли. И стрелки на брюках — настоящий Зорге. Одзаки в хаори и хакама. Обоим подсудимым выносится обвинение.

«Подсудимые приговариваются к смертной казни», — сообщает верховный судья.

«Todesstraf», — переводит переводчик.

В тот момент выражение лиц обоих ничуть не изменилось. Было 11 утра.

Одзаки тихо и безмолвно покинул зал суда. Вслед за ним за дверью скрылась широкоплечая фигура Зорге. Металлические заклепки на еще колеблющейся двери слабо поблескивали, как блестит бледный солнечный свет, проникающий зимой через стекло.

1949 год

Приложение 2 Исии Ханако о последнем дне Зорге Из журнала «Мировая политика и экономика» (1976. Май)

Прошло уже более тридцати одного года с того времени, как правящими в то время безрассудными лидерами государства, ведущего войну, борец за достижение мира и объединение усилий против войны Рихард Зорге был обвинен в шпионаже и повешен утром 7 ноября 1944 года в токийской тюрьме Сугамо вместе с Одзаки Хоцуми. В этом году 23 января в 11 часов утра, сама того не планируя, я оказалась на месте осуществления казни, где стою вместе с бывшим прокурором и начальником отдела по идеологическим преступлениям токийского суда господином Юда Тамон (ныне адвокатом).

Место, где находилась токийская тюрьма в Икэбукуро[108], стало точкой возрождения города с высящимися огромными кранами[109]; более или менее сохранившееся место казни представляет собой пространство, обнесенное оградой, площадью примерно 300 цубо[110], и засыпанное землей с белым песком, отчего кажется будто почва смешана с известью.

Я пришла сюда вместе со съемочной группой телевизионного фильма «Шпион Зорге». Юда рассказывает, что на казни Зорге присутствовали пять человек: помимо него, тогдашний начальник токийской тюрьмы Итидзима Сэйити, его заместитель, секретарь прокуратуры, а также тюремный священник.

Юда показал на угол, где находилась входная дверь, которая вела к месту казни, и обрисовал маршрут, которым Зорге прошел до эшафота. Он указал место, где, по его словам, на этом пути стоял буддийский алтарь, но Зорге там не остановился и проследовал в камеру, где исполнялись смертные приговоры, и когда Юда спросил: «Не желаете ли вы напоследок что-то сказать?», — Зорге спокойным тоном произнес по-немецки: «Разрешите мне высказать то, о чем я думаю в последние минуты жизни», и трижды выкрикнул по-японски: «Советский Союз! Красная армия! Коммунистическая партия!»

Юда вытащил из внутреннего кармана служебную записную книжку того периода и указал мне пальцем на запись от 7 ноября. Там остались зафиксированные карандашом на немецком и японском языках слова Зорге, сказанные им в последние минуты жизни.