Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания

Многотонная конструкция вознеслась и была установлена там, где планировалось, на кровле. Среди тех, кто руководил этой работой, конечно, была и Наталия Ильинична. Если верить очевидцам, когда многотонная композиция уже была водружена на свое место и закреплена, Наташа закричала: «Папа, я поймала Синюю птицу!»

Пожалуй, ко времени этой «великой стройки» на проспекте Вернадского и относится начало нашего сотрудничества, нашей дружбы.

Наталия Ильинична обладала уникальной интуицией. Она не просто понимала, она чувствовала собеседника, и это свое, почти сверхъестественное понимание она с великой пользой применяла в своей жизни и работе. Эту истину, которая была ей открыта, она выразила так: «Почти к каждому человеку можно подобрать золотой ключик, который откроет в нем лучшее. Никогда не надо терять веру в людей, даже когда ты становишься почти мертвой от чего-то непонятного и страшного». Только человек огромной души, интеллекта и какого-то особого таланта мог так чутко распознавать людей, очаровать таких суровых гигантов, как Борис Николаевич Ельцин, который и сам обладал невероятным, буквально нечеловеческим чутьем на людей.

Как-то на одной из планерок после острого, крикливого разбирательства положения дел на стройке, когда все были удручены ощущением того, что никак не удается уложиться в назначенные сроки завершения строительства, кто-то спросил Наталию Ильиничну: «А в вашей жизни, театральной, разумеется, были какие-то серьезные испытания?» Мне показалось, что вопрос был задан на всякий случай, чтобы отвлечься от неприятного разговора… И вдруг Наталия Ильинична, несомненно почувствовав тяжелую атмосферу, которая сгустилась в этой бытовке, стала рассказывать о том, как работала над одним из самых дорогих для нее спектаклей – оперой «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини. Она впервые ставила ее в Алма-Ате, сразу после возвращения из ссылки. «Это была очень трудная работа, и уже никто не верил, что в конце концов получится что-то путное», – вспоминала Наталия Ильинична. Но именно этот спектакль, впервые появившийся на алма-атинской сцене, всколыхнул ленивый, сонный, никуда не спешащий город.

Роксана Николаевна Сац – ее дочь – в своей книге отмечает: «Наконец-то кассы оперного театра узнали, что такое настоящая очередь в театр. За два квартала слышалось: «Нет ли лишнего билетика?» Восторженные отзывы о спектакле написали и опубликовали Сергей Эйзенштейн, Серафима Бирман, Николай Черкасов, все они в это время участвовали в съемках фильма «Иван Грозный», проходивших в Алма-Ате. А ведь тогда мало кто верил в нас».

Потом, когда уже было возведено новое здание Музыкального театра на проспекте Вернадского, на его сцене Наталия Ильинична вновь осуществила постановку оперы «Мадам Баттерфляй». В своем вступительном слове перед началом спектакля она сказала: «Я хочу, чтобы вы поняли, как важно любить любовь».

Я уже отмечал, что Наталия Ильинична обладала сумасшедшей, совершенно необыкновенной интуицией, и было это во многом от ее глубокого умения разбираться в людях, от ее «человековедения», способности разглядеть движение времени и событий. В этом мне приходилось убеждаться не однажды. Вот один из примеров.

6 января 1986 года, канун православного Рождества. Кабинет председателя Госкомиздата залит зимним, холодным, но довольно ярким солнышком. У меня на приеме Наталия Ильинична Сац. Мы беседуем о том, что англичане заказали ей на английском книгу «Новеллы моей жизни». Она говорит мне о том, что одно из последних изданий «Новелл» сделано нашими издателями в двух томах. Я пытаюсь убедить ее, что иностранный читатель толстые книги, тем более двухтомники, воспринимает плохо, и поэтому настоятельно рекомендую ей сделать «Новеллы» однотомными, а мы постараемся издать это на английском достойно, с тем чтобы книга хорошо продавалась и у нас, и за рубежом.

Сидим за приставным столиком, мирно беседуем за чаем, вдруг резкий звонок «первой кремлевки». Наташа вскакивает: «Ради бога, прошу тебя, не снимай трубку, пусть там думают, что тебя нет».

– Ну что вы, Наталия Ильинична, это же правительственная связь, я просто обязан снять трубку, когда звонит этот аппарат.

Подхожу, поднимаю трубку и слышу тихий, какой-то вкрадчивый голос тогдашнего заведующего отделом загранкадров ЦК КПСС Степана Васильевича Червоненко:

– А вы (после дежурных вопросов о самочувствии и делах) не могли бы завтра или послезавтра быть у меня в отделе в десять утра?

– Степан Васильевич, конечно, завтра в десять буду у вас, – отвечаю я.

– Спасибо.

Я, еще в тот момент мало что понимая, опускаю трубку на рычаг своего аппарата. Передаю собеседнице содержание разговора, который и без того был слышан, ибо «кремлевка» всегда говорила очень громко.

– Ну вот, теперь ничего у нас с «Новеллами» не получится, – вздохнула Наталия Ильинична.

– Почему? – удивился я. – Этот разговор к «Новеллам» никакого отношения не имеет…

Я был не прав.

Тот разговор, вернее, встреча на следующий день в десять часов утра резко изменила мою судьбу и жизнь нашей семьи.